от бессилия, разжимаю кулак и стряхиваю пепел.

— Хорошо. Ладно. Я знаю девушку, которую Боги готовят для тебя. Она здесь, недалеко, за горой. И если ты позволишь хаасам войти, я обещаю, что приведу ее сюда.

А потом мы вместе с ней уйдем, если Мирана не пожелает остаться.

— Если нет — это место исчезнет вместе с тобой.

Она думает, и мне кажется, уже никогда не заговорит, потому что слишком долго Хозяйка оценивает предложение. А я, так легко связавшая себя новым обещанием, лишь надеюсь, что она его примет. Я не отправляю души Смерти, если есть другой путь, но, если его нет, моя рука не дрогнет.

Ее слова «Пусть войдут» звучат в тот же момент, что и крик Рутила «Туман!».

Проклятье…

Я срываюсь с места, путаясь в платье и обступивших меня химерах, бегу по коридору, вываливаюсь наружу и замираю. Делаю глубокий вдох, борясь со страхом. Я помню о девочках, помню, что мне нельзя умирать, не сейчас. Помню, что химера пришла за мной. Помню, что ниады боятся их.

Выдохнув, я бросаюсь к воротам и выскакиваю за стены.

Вокруг Рутила с Сапсаном пылает стена огня.

Туман появляется буквально в тот же момент с другой стороны ограды, прямо за ним несется ниад и, Боги, я даже вскрикнуть не успеваю, в зверя летит объятое пламенем копье. Тот взвизгивает, спотыкается и начинает крутиться по земле, пытаясь потушить вспыхнувшую игольчатую шерсть.

— Внутрь! — громко кричу я, но мой голос перекрывает вой нескольких ниад, кружащих вокруг Рутила и Сапсана, не решающих перепрыгнуть огонь. — Внутрь! — повторяю я, и химера бросается на перерез другому зверю, который бежит на меня. От страха я резко пригибаюсь, поскальзываюсь на дерне, но поднимаюсь, чтобы все равно броситься на помощь. Рутил, взяв горящую головню, вроде копья, что он бросил, спасая Тумана, поднимает Сапсана, почти забрасывая себе на плечо, и бежит к воротам. Я спешу навстречу. Химеры защищают только меня, они не дают ниадам приблизиться и, укрытая живым щитом, я смелею. Ниад сбивает Рутила с ног молниеносным движением жесткого хвоста. Я едва успеваю подхватить падающего Сапсана, химеры бросаются на помощь. Не успеваю увидеть всего, что происходит, слишком быстро, страшно. Мы вместе тащим Сапсана, а потом я оборачиваюсь к Туману.

Он остался один против всех, и ничего, кроме горящей головни, у него нет. Бросив Рутила у ворот, я устремляюсь к нему.

Достаточно одного взмаха лапы. Лишь одного. И я стану свободной от обещания.

Я вижу, как ниад с опаленной шерстью пригибается, чтобы прыгнуть вперед. И прыгает.

— Волк!

Он оборачивается, а я висну у него на шее и зажмуриваю глаза, ожидая удара когтей. Слышу рык, визг, десяток звуков. Ощущаю тяжелую руку на поясе и открываю глаза.

— Давай, — я толкаю Тумана в грудь, заставляю отпустить меня и бежать. Мы вдвоем бросаемся к воротам, он бежит сзади, прикрывая меня. Наконец я оказываюсь у стены, в безопасности и плечом к плечу с Туманом, перевожу дух. Сердце часто стучит, мешая дышать. Защитившие нас химеры постепенно возвращаются.

— Эй-эй-эй, — слышу я сквозь гул в ушах и оглядываюсь. Рутил держит Сапсана, который прерывисто дышит, его глаза закатываются. Проклятье.

— Сюда! — Я расталкиваю химер и врываюсь в коридор, толкаю дверь и указываю на свою кровать. Рутил вносит Сапсана:

— Воды и бинтов, у него рана открылась.

Я киваю, сую ему мешочки с травами и мчусь за кувшином, набираю воду из родника, смутно надеясь, что это хоть как-то поможет Сапсану, и возвращаюсь к хаасам. Туман сидит на полу у двери, а Рутил склонился над кроватью. Я отдаю ему кувшин и выхожу. Руки противно дрожат. Если бы я могла себе позволить, я бы забилась в угол и плакала до заката, избавляясь от страха, но мне нужно нарвать новых трав для Сапсана. Резко выдохнув, я закрываю за собой дверь и решительно иду к комнате, где в прошлый раз разговаривала с Хозяйкой. Она и сейчас здесь.

— Мне нужно… — я умолкаю, оглядывая кусты и цветы в горшках. Что мне нужно?

— Возьми, если не сожгла, — холодно роняет Хозяйка. Наклоняется к полу, и я замечаю растянувшуюся на камне химеру, бок у нее вспорот, но крови почти нет.

— Ты сможешь помочь? — Я присаживаюсь рядом, химера тянется носом к моей руке, совсем как Кала.

— Если ты не будешь мешать. Займись своими раненными.

— За Сапсаном смотрит Рутил.

— У одного из них плечо разодрано. Я закончу здесь и задам несколько вопросов, готовься ответить. Честно и без уверток.

Когда мысли успокаиваются, я хладнокровно и рассудительно осознаю все произошедшее. Я угрожала Хозяйке, разболтала один из своих секретов, дала обещание, рисковала собой и все ради того, чтобы не дать хаасам погибнуть. Теперь не получится отмолчаться. Мне тошно от себя, потому что я торговала Мираной и собиралась убить женщину, которая заведомо слабее.

Где-то здесь была граница морали, и я легко ее переступила.

Я сама стала Ардаром.

Это знание лишает сил.

Он взрастил во мне ненависть. Я научилась у него жертвовать другими ради себя, быть жестокой.

На несколько часов я прячусь в зале с книгами, чтобы успокоиться и прочесть одну из книг о болезнях прежних людей. Прямо сейчас я не могу остаться наедине с собой, потому что вряд ли вынесу то, что не чувствую вины.

Я отношу эту книгу Рутилу и рассказываю, что вычитала. Прежние люди называли это контузией. И это либо пройдет, либо нет. Рутил понятливо кивает, я предлагаю сменить его на час-другой, обязуясь позвать при первой же необходимости.

У Сапсана лихорадочный пот, я глажу его лоб. Моя рука холодная, и ему чуть легче. Рана на голове перестала кровоточить, а на слипшихся волосах — бурая корка. Мне жаль Сапсана, я по-прежнему думаю, что его не стоило брать сюда, нужно было убедить Тумана оставить парня в Крифе, но что уж теперь об этом думать. Ведом он уже вряд ли станет… Я отхожу ненадолго, взять пару чистых полотенец, набрать воды в лохань, а, возвратившись, принимаюсь оттирать кровь с его лица и волос.

В комнату заглядывает Туман:

— Как Сапсан? Рутил сказал, ты что-то нашла в книгах. — Он подходит ближе и, сморщившись, прижимает левую руку к груди.

— Тебе больно?

— Все в порядке.

— Но тебе больно.

— Я сказал, все хорошо.

— Кому ты лжешь, Волк! — Рассердившись, я сдергиваю с него куртку вместе с рубахой и разглядываю рассеченное плечо. — Проклятье, — в который раз за день ругаюсь и берусь за бинты в тазу, чтобы промыть