– Не уходи, – попросила Эзабет. – Пока рано. Есть еще те, кому ты нужен.

Свет, идущий из трещины, потускнел. Небесный луч, в котором стояла Эзабет, и сама она исчезли, оставив меня с обломками того, что никогда не существовало. Я расхохотался и хохотал до тех пор, пока не забыл причины своего смеха. И лишь тогда вернулся к фургонам.

– Ты идешь в Адрогорск, – прошептал император Акрадий, и у меня в голове словно сошла лавина.

Я увидел огромный черный паланкин. Его несли на плечах несколько дюжин драджей – в коронах, в пышных одеждах знати, усеянных драгоценными камнями. Короли и великие воины, испачканные красками художники, покрытые изысканными татуировками придворные куртизанки – элита востока восторженно несла своего бога по отравленным пескам.

– Ты тоже, – ответил я.

– Тварь Морока, чего ты хочешь добиться? Я веду легионы. Несу гнев Спящего. Мне ничего не стоит стереть тебя с лица земли.

– Но ты все равно боишься меня, – заметил я.

– Страха больше нет, – зарокотал в моем разуме голос Акрадия. – Я выше страха. Я – мощь океанских глубин, ярость бури. Ты и сам близок к вознесению. Просто отдай мне сердце ледяного демона, пади предо мной на колени, и я дам тебе переродиться. Тебе доступно бессмертие. Протяни лишь руку – и увидишь, как я щедр.

– Сойдемся в Адрогорске. Там все началось, там и закончится.

– Тебя встретят двадцать тысяч всадников. Есть что выставить против них? Ты умрешь прежде, чем напитаешь силой сердце. Мы возьмем город до схождения лун. Хозяин твой сломлен, он не справится. Если от него осталась хоть малость, скажи ему: игра проиграна. Даже подобные мне ничем не помогут. Этот мир мой!

Кто-то потряс меня за плечо. Я заморгал, черный паланкин исчез, передо мной снова появились красно-серые пески Морока с россыпью каменных обломков, уходящей за горизонт. Я стряхнул руку Дантри. Амайра, которая ехала рядом с ним, тревожно посмотрела на меня. Дантри выглядел изможденным. Морок давался ему с трудом.

– Ты опять разговариваешь сам с собой, – сказал Дантри.

– Нет, – отрезал я.

Из головы не шли слова Акрадия: «Этот мир мой». Дантри с Амайрой переглянулись, он положил ладонь ей на руку. Слишком уж интимно для Морока. Тем более при их разнице в возрасте. Но что поделаешь. Такое приходит, не выбирая ме´ста и времени. Ты вдруг обретаешь, а потом теряешь. Мир вокруг сгорает и рушится, и ему плевать на тебя. Он забирает все, даже если ты совершаешь невозможное.

– Капитан Галхэрроу, мы идем верным курсом? – осведомилась Каналина.

Делала она это каждые два часа. И правильно. Бетч с Ненн, паршивцы, постоянно отвлекали меня, пытались увести в сторону.

Я соскочил с коня, чтобы прочитать землю. Позволил себе погрузиться в нее, растечься по трещинам и оврагам. На востоке большое и тяжелое существо копалось в песке. Я мысленно толкнул его. Убирайся, приятель. Лучше нам не встречаться.

– Курс верный, – сообщил я. – Еще три дня, и увидим башни.

– Хорошо, – как и обычно, ответила немногословная Каналина.

В руке у нее была астролябия. Получив от меня заверение в правильности маршрута, Каналина вернулась к наблюдению лун. С каждым днем те сходились все ближе – огромные хрустальные сферы, преломляющие свет и посылающие его к нам окрашенным в золото, багрянец и сапфир. Прочие спиннеры оживленно болтали, восхищаясь чистотой извлекаемого фоса. Они сторонились моей команды едва ли не так же, как мы – Мраморной стражи. Норт ехал в одиночестве. Дружная у нас сложилась компания борцов за общее дело.

Я опустился на колени, вытащил нож и надрезал ладонь. Темные, почти черные, тяжелые капли упали на песок, привязали меня к месту.

– Дрожу от нетерпения, – подъехав, заявил Малдон. – Что ты делаешь?

Малдона спиннеры сторонились с особым усердием. Они не понимали, почему я настоял на присутствии ребенка, и питали тяжелые подозрения. Пусть Малдон и выглядел на десять лет, но его манеры всерьез нервировали.

Я проигнорировал вопрос, сунул нож за пояс и поинтересовался:

– Чего же ты ожидаешь с таким нетерпением?

– Финала.

– Все рано или поздно приходит к финалу, – сказал я.

Он кивнул, поднес к губам плоскую фляжку с бренди, но задумался и спрятал ее, не сделав глоток.

– Мы все совершаем ошибки.

– Совершаем, – подтвердил я.

Ага, мелкий паршивец, неужто и тебя проняло? В кои-то веки решил пооткровенничать.

– Мне жаль, что с теми «талантами» так вышло, – признался Малдон. – Я виноват. Слишком уж меня занесло. Надо было тщательней проверить ту мануфактуру, и никто бы не умер.

– Наверное, не умер бы, – согласился я. – Но без жертв на войне не обойтись, особенно на такой, какую ведем мы.

– Они же не были солдатами.

– Нет. И, тем не менее, были на войне.

Неужто ты, мой безглазый друг, думал, будто я стану тебя утешать?

– Бывал в Адрогорске с тех пор, как это случилось? – спросил Глек.

– Нет. Солдаты умерли там потому, что я бездарно ими командовал.

– Солдаты понимали, куда шли, – напомнил Малдон. – И они уже тридцать лет всего лишь куча костей. Мне же не терпелось проверить теорию, и я допустил небрежность.

– А ты знал, что «таланты» внутри, когда спровоцировал фос-отдачу?

Ох, друг мой, если ты не ответишь, я буду тебе благодарен.

– Знал. Но мне было наплевать.

– А сейчас не наплевать?

– И сейчас наплевать. Рихальт, мне вообще на все наплевать – после того, что учинил надо мной Шавада.

Глека не стоило винить. Я поймал себя на том, что не слишком-то и злюсь на него. Ему теперь было недоступно практически все человеческое, даже смерть. Его тело упорно не желало умирать, сколько раз Малдон ни пытался покончить с собой. Но оно калечилось, и Глек знал, что навечно заперт в теле ребенка с зияющей дырой вместо глаз, чужой всем и ни на кого не похожий. Жестокая, жалкая судьба для того, кто когда-то был героем Границы.

– Война и Граница принесли много дряни, – буркнул я и посмотрел на пару цветков, вытатуированных на моей руке – крошечных, затерявшихся среди черепов. – Потому я здесь. Но скажи, Глек, если тебе наплевать, отчего ты едешь рядом?

– Я хочу выиграть! А выиграть – это не обязательно одержать победу. Достаточно не дать победить другим. У меня отняли все, кроме ненависти. А ей уж точно есть за что зацепиться.

Я положил руку Малдону на плечо. Он задрожал и на мгновение показался мне испуганным десятилетним ребенком, отчаянно нуждавшимся в отцовской опеке и защите. Чепуха, конечно. Глек был старше меня. Но все же.

– Мы выиграем, – пообещал я. – Выиграем, даже если ради того разнесем в клочья весь гребаный мир.