посмотрел в упор на Удава. — Спрашивается: где номер один?

Удав знал. Не мог не знать.

— Вот черт! — с досадой снова не сдержалась Хорошая. — Так, значит, я не наследница?!

До нее эта мысль медленнее всех доходила. Не считая, конечно, Веро. Та сути происходящего совсем не улавливала.

— Черт! Черт! Черт!

Чивас нашел тогда в себе силы поднять голову от плеча Томми и ехидно прищуриться:

— Ха… Что, неприятно, да?

А потом дверь с улицы хлопнула и в кухню вбежал Лошадник.

— Там дождь начинается! — закричал он и показал руками, как начинается. — Еще немного, и потоп будет!

Следом влетел Григорий, но, не пройдя в узком проходе, застрял в дверях.

— Му-у-у!.. — испуганно взвыл он.

И начался дождь… Он лил непрекращающимся потоком, стуча по крыше и заливая все вокруг.

— Му-у-у!!! — с надрывом орал Григорий.

У него морда была в тепле, но заднюю часть отчаянно поливало. А на улице, тыкаясь в Григория и стараясь пропихнуть теленка вперед, обиженно завывал гепард. Маркизу совсем мокро было.

«Му-у-у…» — пронеслось в сознании Веро. Сейчас теленок вымокнет весь, потом высвободится и помчится к ней обтираться. И шерсть у него такая жесткая, колючая, разве что подшерсток на шее приятный, там, где ошейник.

Веро поморгав, уставилась в чашку. Да, именно на шее приятный, там, где ошейник…

Веро все смотрела и смотрела на разводы в кофейной чашке. Ей самой было впору на пару с Маркизом завыть: Григорий ее четыре дня обхаживал, сам в руки шел, а она его отпихивала.

И в ужасе от своей догадки, почти застонав, Веро слезла со стула и нетвердо шагнула навстречу Григорию. Два раза по дороге пошатнулась, ее сначала Максимильян подхватил, потом Лошадник придержал, а потом она упала на Григория. А тот всерьез перепугался, перестал кричать и не знал, что ему теперь делать со счастьем, которое на него свалилось.

А Веро уже к его шее руки тянула, выискивала ошейник с медалькой, которую еще в первый вечер знакомства с Лошадником заметила.

Веро сняла медаль и разжала руку. На ее ладони лежал точно такой же бриллиант, что нашел Максимильян.

На камне была торжественно высечена цифра I.

— Ух ты, — открыл один глаз Чивас, стараясь не шевелиться, чтобы Томми с плеча не уронить, тот уже глубоко дремал. — Надо же, теленок… А я беспокоился, кому дела передать. Такое облегчение.

Тут даже Максимильян не знал, что сказать. Он развел руки, у него кончились все идеи.

— Черт! Черт! Черт! — повторила Хорошая. Она даже хотела что-нибудь разбить, чтобы пар выпустить, но осмотрелась и не нашла ничего лишнего. Ей на кухне все нужно было.

Удав в это время беспокойно шарил по карманам. Он никак не мог найти свои золотые часы. Сорока ему помочь хотела, но он, страшно ругаясь, прогнал ее прочь, а она не настаивала.

Птица тогда к Буржую под бочок вспорхнула. Псу никакие компрессы не помогали, а вот какое-то странное тиканье, исходящее от Сороки, удивительным образом успокоило. И Удав уже стал что-то подозревать, но в это мгновение он увидел в руках у Веро камень и забыл о часах. Забыл обо всем на свете.

— Это мое!!! — завопил он. — Верните, проходимцы!

Тут даже Чивас не выдержал.

— Ты совсем обнаглел, Главный Министр, — зевнул он. — Как что видишь, сразу кричишь «Мое!». Смирись. Прошли наши времена. Вместо меня теперь Григорий будет…

Хорошая только головой покачала. Она так раскаивалась за то, что с Чивасом и с остальными сделала. Ей даже уже не до камня было. Она держала в руках банку, из которой снотворное сыпала, побочные эффекты изучала.

Но Веро этого уже не видела, она задремала, уткнувшись в широкую грудь теленка, крепко держа его за ошейник и зажав заветный камень в ладошке.

— Это мое… — застонал Удав в бессилии.

— Нет, не твое… — прогремело в воздухе, и тут же стало тихо-тихо. И, кажется, даже дождь перестал бить по крыше, ветер стих, и стража за дверью умолкла.

Больше всех почему-то Буржуй испугался. Он открыл глаза и сначала только одни ботинки увидел. Но что это были за ботинки! Он никому не признавался, но мечтал об этих ботинках всеми своими четырьмя лапами. По-хорошему их бы ему точно не отдали. Но как стащить Буржуй, не знал: Константин при нем никогда не разувался.

— Константин? — подняв голову, пришла в себя Принчипесса.

— Король?! — в ужасе повторил Удав.

— Отец? — изменился в лице Чивас.

— Коньяк? — проснулся Томми.

— Двойной… — схватилась за стол Хорошая.

— Безо льда… — прошамкала во сне Веро.

Максимильян растерянно оглядел всех.

— Да что там… — махнул он рукой, — несите уже бутылку…

Глава 19

…Потом и правда принесли что-то в бутылках и разлили по стаканам. Что-то коричневое. Веро разбудили и дали выпить. Она сначала отказывалась, но Константин настоял:

— Пей. Вместо лекарства.

Веро спорить не стала. Он — врач. Но, по правде сказать, тревожных симптомов у себя не наблюдала. Не ей же с этим чокнутым семейством жить.

А вот Хорошей и двух стаканов оказалось мало.

— Прости меня, доча, что я тогда тебя в больнице долго продержал. Просто для меня такая удача была, я хотел подольше с тобой побыть.

— Да что уж теперь… Папа… — ответила Хорошая и икнула.

Она сидела на ступеньке парадного крыльца и для уверенности держалась за перила. А рядом прислонился Лошадник и, схватившись за голову, смотрел себе под ноги. И если Хорошая за эти дни уже как-то свыклась с новыми родственникам, то для Лошадника все в первый раз было. Он все понять не мог, как тот факт, что он на Григория медаль повесил, теперь всю его жизнь перевернул.

— Ну, допустим, с Лошадником потом разберемся, — вполголоса сказала Веро Максимильяну, — а ты-то где «Талант» Хорошей нашел?

Они сидели на ступеньке пониже, и Максимильян расслабленно потягивал лекарство Константина. Дождик уже к тому времени закончился, и в воздухе стояла приятная летняя прохлада. Григорий с Маркизом, урча от удовольствия, что к ним так привыкли, что почти за домашнюю живность считают, сушились на газоне.

Томми сидел еще пониже на ступеньку и так же, как другие члены коллектива, черпал силы в стакане. Он почти восстановился, но, как ни загибал пальцы, никак не мог взять в толк, откуда третий наследник явился. Он и раньше к Лошаднику сдержанно относился. Ему не по душе было, что тот со своей овечьей обувью у него Максимильяна отбирает, а теперь и совсем расстроился.

— Где «Талант» взял? — нетерпеливо повторила Веро и толкнула Максимильяна в бок.

Тот, задумавшись,