Его рука скользит по моим плечам, направляя меня к нему. Я замечаю, как чернильные отметины его бицепса прижимаются к татуировкам на моей верхней руке. Как будто мы одно целое, призванное соответствовать друг другу.

Илрит садится на одну сторону квадратного постамента, на котором хранится анамнез, я — на другую, рядом с ним. Мы оба прижались спинами к камню. Наши руки расслабленно лежат на земле. Почти соприкасаются. Еще одно движение — и мой мизинец коснулся бы его… Вместо этого я подтягиваю колени к груди.

— Что случилось с этим местом? — спрашиваю я. — Как оно стало таким, если здесь когда-то росло Дерево Жизни?

Илрит смотрит в темноту, не обращая на меня внимания. Вместо этого он сосредоточился на корнях вокруг нас или на чем-то еще.

— Некоторые называли Серую Впадину «мостом между жизнью и смертью». Это был долгий путь, по которому души спускались в Бездну Лорда Крокана. Их вел анамнез, и в таких местах мои предки отдавали последние почести и пели защитные песни мертвым.

— Но… мы, сирены, постепенно забывали слова прежних песен. Песни Леди Леллии было труднее запомнить, чем песни Лорда Крокана. — Он с грустным выражением лица смотрит в пустоту. Я припоминаю в его воспоминаниях, как он сокрушался на то, что не слышит слов Леллии. — Было предположение, что корни умерли, когда мы перестали воздавать ей должное. Затем, когда ярость Крокана позволила силам мертвых просочиться в наш мир, корни начали гнить; теперь это исключительно владения Лорда Крокана. Равновесие нарушено. Это могила Смерти.

— Ты думаешь, это Крокан убил корни?

— Он бы никогда. Лорд Крокан — старый бог смерти, но он не использует свою силу со злым умыслом. Он соединяет наш мир с Великим Запредельем вместе со своей женой, Леди Леллией. Дерево Жизни — это то, что привязывает ее к этому миру. Он никогда бы не стал намеренно атаковать его. Воздействие на Дерево Жизни — это провал сирен и жертва его ярости.

— Он никогда бы не напал на Леди Леллию, если бы только был в здравом уме, — говорю я как можно мягче. — Но я уверена, что Крокан никогда бы не напал на Вечное Море, верно? — Илрит продолжает смотреть. Я знаю, что он меня услышал, поэтому не настаиваю на ответе. — Есть ли у сирен хоть какое-то представление о том, почему Крокан так бушует?

— Если бы мы знали, то давно бы уже все починили. — Илрит тяжело вздохнул. — Сирены считали связь Лорда Крокана и Леди Леллии самой священной связью в нашем и других мирах. Именно поэтому мы так дорожим нашими клятвами другим. Почему, вступая в брак, мы заключаем его на всю жизнь.

Настала моя очередь смотреть в Бездну. Не в первый раз я задаюсь вопросом, что мог бы подумать Илрит, узнай он правду о моем долге, но впервые я зацикливаюсь на этом. Похоже, что клятвы здесь даже важнее, чем в Тенврате, особенно брачные. Полагаю, у меня есть ответ на вопрос, почему он никогда не рассматривал возможность моего замужества.

Грустная улыбка появляется на моих губах. Я с легким удивлением обнаружила, что мне неприятна мысль о том, что Илрит мне не нравится. Это заставляет зародыш привязанности к нему, который рос во мне, несмотря на мои желания, замирать. Кто может полюбить тебя, Виктория? спрашиваю я себя, своим собственным голосом. Не Чарльза. Но именно он отвечает, Никто.

Может быть, я откажусь от всех своих воспоминаний о Чарльзе и о том времени, что мы провели вместе, прежде чем Илрит узнает об этом. Тогда, если Илрит когда-нибудь узнает, я смогу посмотреть ему в глаза и сказать, что понятия не имею, о чем он говорит. Я избавлюсь от этого позора силой. С каждым пропетым словом я буду выжимать его из своих костей.

— Что это? — мягко спрашивает он. — О чем тебя заставляют думать призраки?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты выглядишь грустной.

Ах, милый, я сама могу заставить себя грустить. Не нужно никаких призрачных злодеев.

— Я подумала, что нам пора снова начать двигаться, — соврала я. А потом, чтобы убедиться, что он не станет допытываться, добавляю: — Ты сказал, что они более активны ночью. Мы мчимся в сумерках.

Илрит выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз. В свете анамнеза половина его лица серебрится, а другая половина, преломляясь в камнях, окрашивается в глубокий синий цвет. Он выглядит как образ равновесия жизни и смерти, который он описывал ранее. Как всегда, без усилий, красив. Такой же неприкосновенный, каким был для меня этот мир.

И все же Илрит протягивает руку. Словно мост между двумя мирами, которых не должно было быть, я принимаю ее, и Илрит тянет меня вверх. Он не ожидает, что я тоже оттолкнусь, и я падаю прямо на него.

Мое тело скользит по его, слишком сильно, слишком быстро. Маленькие шорты, которые я ношу, сбиваются между бедер, создавая неловкое трение. Напоминают мне о том, как мало прикосновений было в этом месте. Я сдвигаю ноги, но от этого становится только хуже: они касаются чешуек его хвоста, и по позвоночнику пробегает дрожь от гладкого и прохладного ощущения.

Мы слегка отстраняемся друг от друга. Я избегаю его пристального взгляда.

— Это не только для рейфов. — Илрит, похоже, тоже собирается с мыслями, а потом продолжает как ни в чем не бывало. — Душам и духам легче путешествовать ночью. Да, это относится и к рейфам, но и к тебе.

— Если только я не умерла, ничего не зная… я не дух. — Надеюсь, я буду знать о таком изменении статуса.

— Ты не мертва, — соглашается он. — Но магия, удерживающая твое тело, отпечаталась в твоей душе. Точно так же, как души рейфов удерживаются вместе магией смерти. Когда мы пересечем Фэйд, есть вероятность, что с рассветом она распадется — точно так же, как это сделал бы рейф или призрак.

Беспокойство Шееля возвращается ко мне. Йенни. Все Вечное Море… Мне говорили, что я могу не выжить за пределами Вечного Моря, и я готова была рискнуть ради своей семьи. Но ценой могут стать все они. Масштабы моего эгоизма вновь стали очевидны.

— Мы… мы должны вернуться, — шепчу я.

Илрит вздрагивает, а затем серьезное выражение лица овладевает его чертами, заслоняя их.

— Ты не это имеешь в виду.

— Я не могу… — Неужели я действительно это делаю? Неужели я действительно жертвую своей семьей ради них? — Как я могу идти к