мы имеем дело лишь с двумя несомненными, имевшими место фактами: смерти царевича и выкидыша у его жены Елены – урождённой Шереметевой. Но, может, выкидыш у Елены произошёл как реакция на смерть мужа, умершего от тяжёлой болезни или несчастного случая? Недоброжелатели распустили слух, Поссевино его записал, и вот уже более четырёх веков историки пробавляются ложью, возведя её в ранг исторического факта…

Но что несомненно, так это то, что у пасквильных писаний иностранцев о России кроме задачи опорочить царя была и ещё одна цель – отпугнуть от России тех европейских специалистов, которые своими знаниями и профессиональными навыками могли бы обогатить русских специалистов. Последние ведь в то время на Руси были, причём иногда – выдающиеся. Так, например, зодчий Фёдор Савельевич Конь происходил из смоленских крестьян. Купечествовал, а также и строил по собственным архитектурным планам. Через два года после смерти Ивана IV Конь начал строительство десятикилометрового третьего крепостного пояса вокруг Москвы… По линии современного Бульварного кольца вытянулись каменные стены Белого (Царёва) города с 28 огромными башнями. Конь выстроил и Смоленскую городовую крепость. Его конструкции отличались простотой, ясностью, продуманностью форм.

А если бы под эти выдающиеся творения архитектуры была подведена ещё и европейская строительная теория, если бы работа Коня и других русских мастеров вплеталась в общеевропейское дело технологического развития общества? Подобное предположение – не досужая фантазия, под ним – государственная линия всего царствования Ивана Грозного. Вот шлихтинги её и подрывали. Сообщая в своих записках о заговоре конюшего боярина Ивана Фёдорова-Челяднина, Шлихтинг утверждал, что в Коломне в связи с ним было якобы казнено «более трёхсот иноземных граждан». Цель такой «информации» понятна – прочтя о подобных ужасах, ни один здравомыслящий человек и мысли не стал бы держать о том, чтобы искать счастья в России. Но даже несмотря на подобное запугивание, в Россию Ивана Грозного стремились, о чём ещё будет сказано в связи с делом Шлитте.

Любопытна, однако, цифра, указанная Шлихтингом, – 300 иностранцев. Если она имеет под собой реальные основания – не по части числа казнённых, конечно, а по существу, то это значит, что иностранец на Москве не был тогда диковиной – к нам приезжали, выходит, многие. Сократить число приезжих, не позволить Руси подпитывать себя достижениями Европы и было одной из задач агентов Запада и политических диверсантов.

Чтобы подвести некий промежуточный итог в теме о степени достоверности сообщений иностранцев, посещавших Россию XVI и XVII веков, обращусь к мнению компетентного историка религии Георгия Георгиевича Прошина. Критически оценивая заявления иезуита Поссевино, шведского дипломата Петрея де Ерлезунда, Герберштейна, немецкого путешественника Адама Олеария (Эльшлегера) о том, что русское духовенство якобы невежественно, Прошин пояснял, что русские монахи не отвечали на вопросы гостей и не поддерживали с ними беседу не потому, что им нечего было сказать, а потому, что мирские контакты через голову начальствующей братии попросту считались греховными.

Так, Олеарий писал, что из десяти русских монахов лишь один знал Иисусову молитву. ««Социологический опрос» Олеария, – иронизирует Прошин, – дал ошибку ровно на порядок: не один из десяти знал молитву, а девять из десяти отказались обсуждать эти вопросы с заезжим иноземцем», и далее: «Незнание же Иисусовой молитвы – вещь совершенно невероятная. Этой молитвой сопровождается весь день монаха, её незнание попросту исключено».

Прошин, безусловно, прав! Иисусова молитва состоит из одной фразы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» Не знать этой молитвы ни один монах, конечно же, не мог. Однако Олеарий – вместо того, чтобы дать себе труд задуматься – в чём дело? – и исходить из однозначной уверенности в том, что все монахи (и русские, конечно, тоже) везде Иисусову молитву знают, – просто списал всё на невежество русских монахов.

Этот казус показывает, что европейские визитёры относились к русским свысока, спесиво, без желания разобраться в чужой, непривычной для европейца жизни. Поэтому достоверность наблюдений русской жизни иностранцами невелика – даже если не брать в расчёт «чёрного» антирусского «пиара» в рамках тогдашней антирусской пропаганды.

Для полноты картины эпохи надо, впрочем, знать, что и царь Иван, прекрасно понимая значение как пропаганды, так и контрпропаганды, не оставался в долгу и распространял в Европе «глумливые письма» на немецком языке против польского короля Сигизмунда II Августа. Вот только польские историки не реконструируют исторический облик Сигизмунда на основании пропагандистских листков Грозного – в отличие от российских историков, которые пишут о Грозном, пользуясь изделиями средневековой польско-ливонской пропаганды.

Крупный исследователь эпохи Грозного Игорь Яковлевич Фроянов выпустил в свет в 2007 году капитальную монографию «Драма русской истории: На путях к опричнине». Этот огромный труд, полностью объективный и потому лояльный к деятельности первого русского царя, освещает лишь один из аспектов эпохи – предпосылки к «опричнине». Ниже кратко сообщается тезис И. Я. Фроянова, касающийся антирусской деятельности Запада.

И. Я. Фроянов констатирует, что:

«Запад и сосредоточенные там антиправославные силы были очень встревожены появлением Русского единого государства, но взять Россию посредством военной силы не могли и потому навязали ей более изощрённую форму войны – идеологическую войну».

И. Я. Фроянов напоминает также, что сначала в Новгород, а затем и в Москву – ещё во времена до Грозного – были заброшены «семена «ереси жидовствующих»…», и подчёркивает, что «ересь угрожала не только возникающей самодержавной государственности, но и целостности молодого единого государства», поскольку поощряла центробежные тенденции. Такая оценка абсолютно верна, но это всё же – лишь оценка, которую либералы могут оспаривать. Однако И. Я. Фроянов подробно останавливается и на вполне конкретном, с расчётами, плане известного нам Генриха Штадена. С 1577 года в эльзасском имении Люцельштейн в Вогезах, принадлежавшем пфальцграфу Георгу Гансу, Штаден разрабатывал подробный план европейской интервенции в Россию – «Проект завоевания Русской земли», этакий средневековый вариант плана «Барбаросса».

Пфальцграф на заседаниях рейхстага добивался соответствующих ассигнований и старался втянуть в коалицию Пруссию, Польшу, Ливонию, Швецию и Священную Римскую империю. И вот, после анализа конкретных данных плана, И. Я. Фроянов делает уже документально обоснованный вывод:

«Таким образом, план завоевания Русской земли, разработанный Генрихом Штаденом, включал, кроме самого завоевания, три главные задачи: 1) ликвидацию царской власти и установление власти оккупационной; 2) замену православия католической верой; 3) расчленение Русского государства».

И. Я. Фроянов сам же задаётся вопросом – насколько реальным являлся тогда этот план? И приводит мнение А. А. Зимина, который считал, что то был «фантастический проект оккупации России». Что ж, каждый оценивает в меру своего разумения. Конечно, конкретно план Штадена был тогда авантюрой. Но отнюдь не фантастикой,