заместителя Амирова, присвоил себе его премию и, отмечая удачу, организовал семейную вылазку на лоно природы. Ведомая нетвердой рукой Ковалева казенная автомашина закончила свой извилистый рейс в одном из приволжских оврагов».

Над чем, собственно, мог бы здесь читатель посмеяться? Над тем ли, что Ковалев присвоил себе премию Амирова? Или над тем, что он привел в негодность казенную машину? Вряд ли это смешно, тем более, что подобные факты большинство подсоветских читателей «Крокодила» видит на каждом шагу в своей собственной жизни. Не смеется читатель и над тесно связанной с этим отделом рубрикой «Крокодил помог», в которой журнал осведомляет своих читателей о различного рода наказаниях и взысканиях, которым подвергнуты те, на кого были помещены доносы в «Крокодиле». Очерки и рассказы, помещенные на страницах журнала, наводят, подчас, тоску и уныние. Они казенны и скучны.

Второй отдел каждого нумера «Крокодила» содержит в себе традиционные нападки на бюрократизм, волокиту, отрыв от масс, рвачество и прочие пороки советского общества.

В заключение – отдел международной политики, т. е. удар оружием сатиры по «капиталистическому окружению». В предшествующих отделах всё же приходилось держаться до известных пределов в рамках реального правдоподобия. Ведь ни один читатель не поверит, если на обложке будет изображена изба колхозника с мягкой мебелью и пианино, или на страницах сатирической поэмы появится рассказ об объевшемся в советской рабочей, столовой. Но писать небылицы о неведомых советскому принудиловцу странах свободного мира возможно благодаря плотно закрывающему этот мир железному занавесу[95]. Мы можем прочесть в этом отделе фантастические сообщения о выступлении Кэбот Лоджа по телевидению, в котором он призывал к исключению СССР из ООН и даже обещал сделать это в дальнейшем, или о безработных на улицах Копенгагена, или о нищенской заработной плате в Соединенных Штатах. В каждом нумере «Крокодила» обязательно имеются три-четыре карикатуры на международные темы, и той же тематике отдан заставный лист обложки. Основные удары этого отдела в рецензируемых нами нумерах направлены против Соединенных Штатов Америки, их государственности, армии, быта, литературы, искусства, а также и против НАТО, которое советские сатирики стремятся представить в виде наследника и продолжателя гитлеризма. В этом отделе так же, как и в других, уже выработались определенные штампы: американцы всегда увешаны оружием, окружены пушками и бутылками виски, а представители НАТО – в мундирах, очень напоминающих форму SS. Но в изображении советской действительности карикатуристы «Крокодила» много талантливее своих коллег-прозаиков и поэтов. Они иногда умеют расцветить казенную тематику своих карикатур рядом занятных, а подчас даже остроумных фрагментов и деталей.

И всё же, несмотря на малое наличие юмора и сатиры в сатирическом журнале «Крокодил», этот журнал безусловно интересен для того, кто умеет подстрочно читать советскую пропаганду. Читатель этого рода найдет в «Крокодиле» много правды. Он увидит разваливающиеся тотчас же по окончании строительства жилые дома; скелетообразный колхозный скот, пожирающий древесину вместо сена; бюрократов, утопающих в бездонном море бумаг; переполненные поезда с мешочниками на крышах; пустые магазины ширпотреба; прочтет о многих нелепостях советской плановой системы – о посылке валенок в жаркие страны Средней Азии, и, наоборот, легких сандалий в Приполярье; узнает о том, что советские туристы, путешествующие по Волге на разрекламированных теплоходах, не видят на обеденном столе не только прославленной стерляди, но и вообще никакой рыбы.

Эти отдельные, как будто изолированные друг от друга дефекты работы частных лиц, как это подчеркивает «Крокодил», будучи вместе взятыми, не могут, конечно, дать полной, объективной картины советской жизни во всех ее областях и ответвлениях: в промышленности, в сельском хозяйстве, в административных учреждениях, в школе, в быту. Тем не менее, сгущенное доносительство, как будет правильнее назвать сатиру «Крокодила», помимо воли редакции и, конечно, ее партийного руководства, смывает, вытравляет краски социалистического реализма и перед вдумчивым читателем встают во весь рост многие глубокие противоречия советского социализма и, в особенности, действительная степень заботы советского правительства о населении страны.

«Вестник института по изучению СССР»,

Мюнхен, январь-апрель 1958 года, № 26.

С. 133–135

«Устное поэтическое творчество русского народа»

Сост. С. И. Василенко и В. М. Синельников

Цель книги, судя по названию ее хрестоматией, – служить пособием к изучению истории русской литературы, в частности фольклора. Однако внимательный обзор ее содержания говорит и о другой ее цели – пропаганде согласно установкам генеральной линии партии ждановского периода, в течение которого шла работа над этой книгой. Удалось ли авторам-составителям выполнить эту задачу – вопрос другой, на который мы дадим ответ в конце этой статьи, предпослав ему краткий обзор размещенного в хрестоматии материала.

Сборник, составленный С. И. Василенко и В. М. Синельниковым, построен по историческим эпохам согласно принятой в СССР схеме. Его основные разделы:

– устное поэтическое творчество эпохи феодализма,

– устное поэтическое творчество эпохи капитализма,

– устное поэтическое творчество эпохи социализма.

Каждый из этих основных разделов разбивается в свою очередь на несколько подотделов.

Уже первая страница поражает читателя. В построенном в хронологическом порядке сборнике в разделе «Пережиток родового строя» (предшествующем разделу «Зарождение и развитие феодальных отношений») оказывается сложившаяся на несколько сот лет позже «Дубинушка», о позднейшем, близком к нашему времени зарождению которой свидетельствуют неоднократно повторяемые во многих ее вариантах упоминания о подрядчике, хозяине и даже инженере, существование которых в период раннего феодализма вряд ли можно предполагать.

Анахронизм и явная натяжка подчеркиваются следующей за ней песней «А мы просо сеяли, сеяли» с упоминанием древнеславянских божеств Дида и Лада. Далее идут заговоры и обрядовые песни; то и другое представлено бедно. Гораздо полнее представлены сказки. Огромное богатство русского народного творчества этого жанра, собранное А. Н. Афанасьевым, снабдило составителей сборника неисчерпаемым источником материала, который они использовали несколько хаотично. Снова анахронизмы: например, широко известная и глубоко исследованная литературоведами сказка о Ерше Ершовиче сыне Щетинникове отнесена большинством их к XVII в. и, следовательно, иллюстрировать период зарождения феодализма ни в какой мере не может.

Много внимания уделено былинам, и этот раздел хрестоматии может быть назван лучшим… В нем даны почти все основные былины как киевского, так и новгородского циклов: Вольга, четыре былины об Илье Муромце, Алеша Попович, Добрыня Никитич, Садко и Василий Буслаев довольно полно иллюстрируют эту часть сокровищницы русского народного изустного творчества. Но читателю приходится снова удивиться: рядом с былинами – бесспорно произведениями устного творчества – он встречает дословные выдержки из летописей, причислить которые к устному творчеству невозможно, т. к. именно они, летописи, и послужили первоосновой русской письменности и были результатом труда литераторов-профессионалов того времени.

Еще большее внимание уделено историческим песням, при подборе которых заметна явная тенденция к своеобразной, принятой советской пропагандой идеализации царя Ивана Грозного и «революционера на троне» Петра Великого. Наравне с ними, конечно, Степан Разин. Но, например, «Песня разинцев»,