Его руки переместились на мои щеки, а рот опустился и остановился в опасной близости над моим. — Какой поцелуй ты предпочитаешь? Нежный и сладкий или горячий и страстный?

— Могу заказывать, как будто я на машине у окошка? — спросила я, шутя, потому что моё сердце внезапно бешено заколотилось в груди.

— Ага, — сказал он, подарив мне ещё одну очаровательную улыбку. — Могу я принять ваш заказ?

Я обдумала свои варианты, а потом сказала: — Ладно. Итак, притворись, что ты одержим мной, и я только что сказала тебе, что завтра утром переезжаю в Молдову. Это будет наш единственный поцелуй, так что сделай его незабываемым.

— Почему Молдова? — спросил он, сведя брови в недоумении.

— А почему бы не Молдова? Разве она не расположена на побережье?

— Не думаю. — В его голосе была улыбка, когда он сказал: — И разве она не граничит с Украиной?

— Разве? — выдохнула я, и в животе у меня запорхала бабочка размером с летучую мышь, потому что его глаза были так близко, что казалось, наши ресницы вот-вот соприкоснутся. Мой голос был едва слышен, когда я сказала: — Не могу вспомнить.

— Честно говоря, я понятия не имею, — согласился он, придвигаясь ещё ближе, его ответ был низким и глубоким.

— Насчёт поцелуя, — прошептала я, чувствуя, что его взгляд заставляет меня быть смелее, чем я была на самом деле.

Его руки крепче сжали мои щеки, и его рот немного грубо опустился на мой. В хорошем смысле. Он поцеловал меня с широко открытым ртом, идеально наклонив голову, чтобы сделать поцелуй глубже и горячее.

Матерь божья.

Когда Чарли целовал, он не колебался. Казалось, он каким-то образом точно знал, чего я хочу, и волшебным образом дарил мне это с чем-то большим, чем я даже могла себе представить. Мурашки пробежали по мне, когда этот талантливый парень каким-то образом использовал посасывание, чтобы сделать его ещё горячее, а мои руки поднялись и легли ему на грудь.

Он издал какой-то звук — рык? — и сказал мне в губы: — Мне нравится чувствовать твои прикосновения на себе, пока я тебя целую.

— Да? — прошептала я, легонько проведя кончиками пальцев по его рубашке.

— О да, — сказал он, и от его взгляда у меня немного перехватило дыхание.

Он снова поцеловал меня, слегка прикусив нижнюю губу, и…

— Боже, — сказал Скотт, входя в комнату с кухни. — Не могли бы вы, голубки, немного сбавить обороты?

Я отскочила от Чарли, но его рука как бы невзначай коснулась моей, а его пальцы переплелись с моими.

— Прошу прощения, — сказала я, теребя губы, чувствуя, как горят щеки.

— И я тоже, — добавил Чарли.

Я украдкой посмотрела на него, и внутри меня всё затрепетало от радости. Мне так хотелось смеяться и хихикать, как маленькая дурочка, особенно когда он крепко сжал мою руку.

В этот момент с лестницы спустилась моя мама, разрядив обстановку, и Скотт сразу же сказал ей, как великолепно она выглядит. Это было отвратительно, и мне захотелось влепить пощёчину по его ухмыляющемуся лицу, но я не могла не заметить, как мама светится от счастья.

Блин, блин, блин.

Все те окрыляющие чувства, которые у меня были после поцелуя, подобные ярким мыльным пузырькам, лопнули, когда я смотрела на них двоих. Она заслуживала выглядеть такой счастливой. Я хотела, чтобы она была такой счастливой.

Но дело было не просто в счастье, ведь что, если это счастье изменит всё?

Потому что сначала, когда мой папа начал встречаться с Алиссой, он казался счастливым, но всего спустя несколько месяцев он перестал появляться на наших еженедельных видеозвонках и забывал отвечать на мои сообщения.

Он не забывал писать смешные комментарии, когда Алисса отмечала его в Инстаграме, но совсем забывал позвонить своей единственной дочке. Я ненавидела это всем сердцем, но было бы в тысячу раз хуже, если бы это произошло с моей мамой.

Потому что мама для меня была не просто мамой, она была моим всем.

Куда делось наше «мы», если они со Скоттом стали этим «мы»?

Мы сели в его машину, и он повёз нас в ресторан. Я молча сидела на заднем сиденье, пока они говорили о шеф-поваре, который будет готовить сегодня вечером, и тут Чарли наклонился ко мне и сказал: — Могу я поделиться с тобой мнением о поцелуях?

— Нет, — я почувствовала, как мои брови сошлись в месте от раздражения, как из-за того, что мои переживания портили мне настроение, так и из-за самой мысли о том, что Чарли будет критиковать то, как я целуюсь.

Но проклятье, любопытство меня просто съедало. — Хорошо, что?

— Осторожнее с этим тихим, возбуждающим звуком, который ты издаёшь во время поцелуя, — тихо сказал он, и от его голоса по моему позвоночнику пробежала мелкая дрожь. — Он слишком сексуальный и может вызвать у кого-то неправильное впечатление.

— Извини, но (а) я не издаю никаких звуков, и (б) если бы и издавала, ты что, серьёзно обвиняешь меня в распущенности за него?

Его улыбка была настолько широкой, что казалось, он вот-вот рассмеётся. — Эм, (в) да, издаёшь, и (г) вовсе нет. Это потрясающий звук, который почти заставил меня забыть, с кем я целуюсь. Но с великими сексуальными звуками приходит большая ответственность.

«Который почти заставил меня забыть, с кем я целуюсь». Мне не понравилась эта фраза, несмотря на то, что это вполне логично. Всё это было притворством, но, ради бога, никто не хочет слышать, что человек, которого они целуют, любит забывать, с кем он целуется.

Я просто сказала: — Поняла.

— Кстати, — продолжил он, повысив голос до нормальной громкости, — я прочитал про заброшенный городок золотоискателей, всего в часе езды отсюда. Давай исследуем его завтра?

— О, да, давай, — сказала я, разрываемая между разочарованием от того, как легко он смог переключиться, и небольшим волнением от перспективы ещё одного дня самостоятельного исследования.

— Я надеялся, что вы передумаете насчёт лыж, — сказал Скотт, с надеждой глядя на меня в зеркало заднего вида. — И пойдёте