порядок в Массачусетсе, — был принят Квебекский акт, недовольство колонистов воплотилось в сражении при Банкер-Хилле на окраине Бостона, где местные ополченцы (отряды милиции) вступили в бой с британскими войсками[175]. Не считая этого сражения, главным событием первого года Американской революции стало вторжение в Канаду. Сент-Джон, расположенный юго-восточнее Монреаля, был захвачен осенью 1775 г., но атака американцами Квебека в последний день того же года потерпела неудачу, а весной мятежников вынудили отступить. Когда, наконец, в 1783 г. был заключен мир[176], рубежи британских территориальных претензий в Северной Америке были отодвинуты к Великим озерам, определяя юго-восточную границу территории, которая стала современной Канадой. Известные в 1776–1867 гг. под общим названием Британская Северная Америка несколько колоний, учрежденных в этих северных владениях в 1760-е гг., все еще по большей части принадлежали индейским племенам.

В северной части континента местные народы превосходили европейцев по численности в соотношении по меньшей мере 2:1 и занимали куда более обширные области, чем пришельцы. Ни одна из их групп не представляла собой единой общности. Языки и обычаи отделяли индейские племена одно от другого. Так же обстояло дело и с основами их материального воспроизводства. То же самое относилось и к европейскому населению Британской Северной Америки, численность которого не превышала 100 тыс. человек, что было вызвано их разным происхождением, занятием совершенно различными видами экономической деятельности и жизнью в обособленных, далеко разбросанных друг от друга поселениях. В широком смысле европейская колонизация концентрировалась в двух районах: на Атлантическом побережье и в долине реки Св. Лаврентия. За их пределами — в восточной части лесной зоны материка, на его обширных внутренних равнинах и на Тихоокеанском побережье — доминировали индейские племена, хотя небольшие группки европейцев, вовлеченных в торговлю пушниной, занимали форпосты, разбросанные по внутренним территориям и вдоль побережья Гудзонова залива.

Заселение берегов Атлантического океана формировалось стратегическим и экономическим факторами. Британские чиновники традиционно называли остров Ньюфаундленд «огромным английским кораблем, стоящим на якоре недалеко от Банки»[177] и предназначенным для рыболовного промысла, но холодный, негостеприимный остров заселялся чрезвычайно медленно. Хотя европейские суда добывали рыбу в его прибрежных водах в течение столетий, они делали это сезонно, уплывая из Европы весной и возвращаясь осенью. В Британии это сезонное рыболовство рассматривалось как жизненно важная мореходная школа, превращавшая «салаг» в морских волков, способных служить в военно-морском флоте во времена кризисов. Кроме того, рыболовство было выгодным делом, на котором сделали свои состояния многие английские купцы. Заселение Ньюфаундленда, которое могло повредить как безопасности, так и прибылям англичан, не приветствовалось. Однако неодобрение торговцев и политиков не могло предотвратить постепенный рост населения острова в XVIII в. Когда рыболовецкие флотилии покидали осенью Ньюфаундленд, члены команд, заключившие договоры на два или три летних сезона, оставались зимовать на острове, чтобы охранять и поддерживать в порядке все береговое хозяйство и приспособления, необходимые для засолки и хранения летнего улова. Другие предпочитали Ньюфаундленд перспективе остаться без работы в Девоне или голодать в Ирландии. Некоторые находили себе жен среди служанок, привозимых на остров офицерами и другими чиновниками, и решали обосноваться здесь навсегда. В начале 1760-х гг. на Ньюфаундленде зимовали 8–9 тыс. человек. Из них постоянными жителями было чуть меньше половины, включая, по-видимому, от 850 до 900 женщин и примерно 2 тыс. детей.

Каждое лето сезонные рыбаки удваивали число европейцев на острове. В это время в бухточках собирались толпы людей и работа кипела, но базовые модели заселения почти не менялись. Население концентрировалось там, где лучше всего ловилась рыба: между мысом Бонависта и югом полуострова Авалон. Вдоль сильно изрезанного берега здесь были разбросаны маленькие, жмущиеся к береговой полосе кучки домишек, сараи, навесы, плавучие пристани (или причалы) и сушилки для рыбы или сушильные рамы. Эта граница моря и суши летом превращалась в эпицентр бурной деятельности. Из каждого поселка день за днем, с мая по сентябрь маленькие лодки с экипажами из трех, изредка четырех человек выходили на местные промысловые районы, чтобы загрузиться пойманной на наживные переметы треской. Шлюпки с английских кораблей, заведенных на лето в бухты и расснащенных, действовали наравне с лодками местных рыбаков. Каждый вечер улов разделывался и солился; каждое утро его раскладывали и развешивали на сушилки, до тех пор пока в конце лета или осенью весь груз на кораблях не вывозился на рынок. Ритм этой однообразной работы почти везде был одинаков. Она останавливалась только во время шторма. В одном месте на промысел могли выходить 50 лодок, в другом — всего дюжина. Но мастерство работников и обстоятельства были удивительно сходными. Порт Сент-Джонс, имевший свой гарнизон из двухсот или около того солдат и скопление торговых складов, был главным центром острова. Но и здесь, так же как и в самых маленьких поселках, крупный рогатый скот, овцы и домашняя птица бродили по крутым тропкам, идущим от здания к зданию, и добывали корм в кустарнике за домами. Это были поселения практического предназначения. Везде наблюдалась озабоченность жителей исключительно рыбным промыслом. «По грязи и отбросам всех разновидностей, — писал Джозеф Бэнкс, ботаник из экспедиции капитана Кука, обследовавшей Ньюфаундленд в 1760-х гг., — Сент-Джонсу, по моему мнению, принадлежит бесспорное первенство».

В Новой Шотландии пустота, порожденная выселением акадийцев в 1755 г., уже начала заполняться. Вступая во второй десяток лет своего существования, Галифакс — деятельный, даже изысканный город был сконцентрирован вокруг великолепной гавани и отступал к лесу, кустарнику и скалам. Его рост обеспечивали британские инвестиции, торговля с Новой Англией и подготовка к штурму города Квебека. Галифакс окружали палисады; на городском горизонте доминантой была внушительная англиканская церковь; солдаты занимались строевой подготовкой для парадов; правительственные чиновники составляли внушительный слой его населения численностью 3–4 тыс. человек. Хотя количество жителей сократилось в трудные для него времена, когда после 1760 г. Британия ограничила дотации, Галифакс оставался самым важным портом между Бостоном и Квебеком в течение десятилетия. За его пределами выходцы из Новой Англии начали основывать сельскохозяйственные поселения по берегам залива Фанди и рыболовецкие поселки вдоль побережья Атлантики. Переселенцы прибывали сюда из относительно небольшого числа городов Новой Англии и потому имели множество кровных связей и брачных уз друг с другом. По большей части они предпочитали селиться рядом с теми, с кем жили в соседних районах в Новой Англии. Например, из 104 человек, переехавших из Чатема (Массачусетс) в Ливерпуль и Баррингтон (Новая Шотландия), более чем половина мужей и жен носили всего пять фамилий. В официальных документах часть этих новоприбывших жителей характеризуется как «Неимущие…[и] Ленивые»; о других говорится как о «состоятельных <…> [и] трудолюбивых». К 1763 г. их крошечные новые поселения усеяли