— Антика, разбавленная соком маковой коробочки и травяными настоями, — спокойно объяснил Мнемхотеп.

Жрецы принимают ее перед камланием.

— Мак? — удивленно проронил Геродот. — Так ведь это меконин...

Поколебавшись, он все-таки выпил зелье. После чего улегся на соломенный тюфяк и опустил затылок на изогнутую деревянную дощечку с опорой в виде слоновьей ноги.

Мнемхотеп присел рядом на корточках:

— Нейт дарует тебе сновидение, чтобы указать путь во мраке.

— Что я увижу?

Сеш сокрушенно покачал головой:

— Не узнаешь, пока не заснешь... Фараону Меренпта в этом зале приснился бог Птах, который протянул ему меч и благословил на бой с врагом. А фараону Танутамону Нейт предрекла власть над всем Египтом и страной Куш.

Геродот сосредоточенно смотрел в потолок. Он волновался, поэтому был уверен, что заснуть не удастся. Но вдруг голос Мнемхотепа исказился, краски на капителях колонн стали ярче, а по стеллажам со свитками прокатилась прозрачная волна.

Ему показалось, будто тюфяк поднимается в воздух. Галикарнасец хотел привстать, однако тело не слушалось. Голова закружилась, его бросило в пот, он не мог пошевелить даже пальцем.

Внезапно стало темнеть. Через несколько мгновений все предметы исчезли, словно на глаза накинули черную ткань. Но страха больше не было. Геродот дышал ровно и спокойно. Он погрузился в глубокий сон...

И вдруг очнулся от вспышки яркого света. Настолько ослепительной, что ему пришлось закрыться ладонью. Теперь галикарнасец не лежал в библиотеке, а стоял на песке. Вокруг расстилалось бескрайнее желтое море. Пожухлые солянки взбегали по склонам барханов. С неба прямо в лицо лился жестокий солнечный жар.

С вершины песчаного холма к нему спускался человек. По походке он понял, что это женщина. Голова незнакомки на расстоянии казалась неестественно большой — не то она взбила волосы в пышную прическу, не то надела какой-то ритуальный головной убор, а лицо закрыла маской.

Геродот молча ждал, ощущая на коже обжигающие порывы суховея. Он уже мог из-под ладони разглядеть черный каласирис с лямками. Но чем ближе подходила незнакомка, тем сильнее в сердце росла тревога. Что-то с ней было не так. Еще несколько шагов...

Галикарнасец опешил — над острыми плечами вздымалась львиная голова. В одной руке женщина держала короткий жезл в виде соцветия папируса, в другой сжимала крест с петлей. Он не мог пошевелиться, ему казалось, будто руки и ноги крепко держат невидимые духи.

Химера подошла вплотную. Встала так близко к галикарнасцу, что на него пахнуло смрадом из полуоткрытой пасти. Между стоявшими торчком ушами в воздухе висел сияющий золотой диск, из-под которого живая кобра угрожающе раздувала капюшон.

Розовый язык свисал между клыками. Глаза цвета неспелого финика смотрели на него холодно и беспощадно. И тут львица ощерилась. Веки сжались от ярости. Раздался рев такой силы, что Геродот невольно отшатнулся, но духи удержали его и на этот раз.

Галикарнасец в ужасе зажмурился...

Когда он открыл глаза, то никого не увидел. Геродот перевел дух, заметив, что может двигаться. Тогда он пошел вперед, к ближайшему бархану, силуэт которого четко просматривался на фоне невозможно голубого неба.

Ноги вязли в песке по щиколотку, нестерпимо хотелось пить, промокший от пота хитон лип к телу. Галикарнасец заметил следы: узкую извилистую борозду, а рядом равномерно продавленные ямки по бокам широкой борозды.

«Змея... Черепаха...»

Геродот брел по гребню, не понимая, куда и зачем идет. Темя пекло, в сознание то и дело возвращался чудовищный образ: хрупкое женское тело, оскаленная львиная пасть, вонючее дыхание...

Внезапно он вздрогнул. Из-за бархана вышел человек. Опять женщина, и опять химера! На этот раз голова кошачья, а каласирис белого цвета. Тонкие лямки едва прикрывают грудь.

Галикарнасец замер, просто потому, что был не в состоянии пошевелиться, так как духи снова принялись за старое. Им овладело беспомощное любопытство.

«Ну, какое испытание меня ждет на этот раз?»

Химера приблизилась. Ее зеленые глаза с большими черными зрачками смотрели спокойно и насмешливо. Снова в руках короткий жезл и крест с петлей.

Над головой тот же сверкающий на солнце диск, та же шипящая змея. Геродот молча разглядывал несоразмерно длинные уши, лишенную шерсти морщинистую кожу на лбу, розовые веки...

И тут кошачья голова замяукала. Протяжно, тонко, тоскливо...

А потом уши шевельнулись, химера подалась вперед и лизнула его в щеку шершавым влажным языком. От неожиданности Геродот отпрянул, однако спина сразу уперлась в невидимую стену.

Он моргнул. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы видение исчезло. Теперь галикарнасец стоял на гребне бархана в одиночестве. Некоторое время он приходил в себя, а как только почувствовал, что может идти, двинулся вперед.

По наветренной стороне спускаться стало легче. Длинный пологий склон уперся в высохшее русло реки — вади Геродот хотел подойти к краю русла, но не смог: он словно наткнулся на невидимую преграду. Не удавалось сделать ни шага.

Тогда галикарнасец перестал сопротивляться. Оставалось ждать, что ему примерещится на этот раз. Из вади доносился приглушенный клекот. На дне явно ссорились хищные птицы, хотя рассмотреть, какие именно, не представлялось возможным.

Вдруг показалась голова стервятника. Птица держала в желтом клюве кусок падали. Белые перья на голове топорщились словно иглы, а красные глаза горели злобой.

Взмахнув наполовину черными, наполовину белыми крыльями, стервятник уселся на краю вади. Клекот за его спиной не прекращался, это должно было означать, что другие птицы продолжают клевать труп.

Геродот смотрел на стервятника словно завороженный. Он по-прежнему не мог подойти к руслу. Не мог узнать, сколько на дне птиц и кого они рвут.