Проходя по улице, галикарнасец замечал в каждом дворе ткацкий станок. Почему-то ткачеством в Египте занимались именно мужчины. Женщины только пряли.

Иногда он останавливался, чтобы понаблюдать, как хозяин или хозяйка околачивает снопы льна колотушкой по камню, мнет стебли билом на мялке, сбивает с них кострицу трепалом или вычесывает ее щеткой.

Вытрепанное и отчесанное льняное волокно хранилось в коробах отдельно от кудели. Кострицу сгребали в кучу, возле которой хлопотали куры. А вот нить египтянки скручивали руками на прялке с помощью веретена, так же, как в Элладе женщины прядут шерсть.

На рынке кипы толстого прочного холста соседствовали с рулонами тонкого прозрачного царского виссона. Были здесь также ткани из козлиной и овечьей шерсти, пеньковой пряжи, а еще хозяйственная рогожа из волокна тростника и разных болотных трав.

Геродот обратил внимание на то, что шерстяную ткань покупают неохотно, но потом выяснилось почему: шерсть нельзя носить в храме и на похоронах.

Ночью на празднике в честь богини Нейт Геродот познакомился с жрецом Мнемхотепом. Эта встреча оказалась не только полезной, но еще и знаменательной.

Геродот потом долго гадал, кто именно из богинь вмешался в ход событий. Лахеса так причудливо сплела нить судьбы или Тихе создала счастливый случай поворотом колеса удачи.

Стоило солнцу укрыться за Ливийскими горами, как пойму Больбитского русла окутал мрак. С фиолетового неба Ра взирал на священное круглое озеро своим левым оком.

Тени паломников тянулись к краю берега, чтобы раствориться в донной тьме. По сонной глади скользили плоты с дарами богине и зажженными лампами. Над озером повисло покрывало из мерцающего света.

В толще воды тоже мелькали искры. Казалось, будто это отражается не огонь фитилей, а звезды — поросята черной небесной свиньи Нут. Сотни голосов сливались в гимне. Папирус подпевал хору тихим шорохом листьев.

Заметив чужестранцев, Мнемхотеп сам подошел к ним, а когда узнал, что Геродот хочет описать для эллинов Египет, пригласил галикарнасца в храм на беседу.

Жрец указал на темную громаду пилона:

— Спросишь сеша, это «писец» по-вашему.

Путники заночевали в шалаше на холме возле реки. Сундук они предусмотрительно забрали с собой. Нуггар тихо покачивался на привязи, словно приветствуя прибывающую воду.

Когда рассвет разогнал болотный туман, Геродот отправился к храму. В осоке кричали птицы, сом с шумом накрыл водяную крысу, напуганные камышовым котом утки заполошно сорвались с плеса.

Галикарнасец вынул из дорожного мешка свернутый кульком лист египетского боба. Финики таяли во рту, однако липкую руку потом все-таки пришлось вымыть в запруде.

Пилон при дневном свете уже не казался мрачным. Вдоль ведущей от берега вымостки в торжественном молчании замерли сфинксы. Пальмы отбрасывали на плиты скудную тень.

Флаги безвольно свесили тяжелые кисти с кедровых мачт. Обелиски из красного гранита покоились на спинах каменных слонов. По бокам высокого портала в спокойном и безмятежном величии восседали фараоны древности.

Пока привратник искал Мнемхотепа, Геродот внимательно осмотрел барельефы фриза. В центре вереницы фараонов выделялась золотокожая женщина в красной короне, которая одной рукой держала крест с петлей, а в другой сжимала лук с двумя перекрещенными стрелами. Такая же корона была среди иероглифов над ее головой.

«Богиня войны и охоты Нейт», — догадался галикарнасец.

Мнемхотеп повел гостя через залитый солнцем перистиль к портику. Белоснежная схенти начиналась под грудью и обнимала худое смуглое тело египтянина. Накрахмаленный парадный передник падал широким концом до колен. На бритой голове оттопыривались уши.

Ступни сеша были такими маленькими, что казалось, будто плетеные тростниковые сандалии готовы слететь при следующем шаге. С плеча на грудь свешивалась рабочая палетка.

Перед входом в портик оба сняли обувь. Колонный зал встретил гостя прохладой вечно стылого камня. От окон на квадры пола падали пыльные раструбы света. Раскрашенные капители казались живыми цветами.

С постаментов на Геродота взирали бронзовые боги: крылорукая Исида, Осирис с жезлом-хекет и плетью-нехеху, стоящий на крокодиле со змеями в руках младенец Хор, шакалоголовый Анубис, рогатая небесная корова Хатхор...

Из центрального нефа Мнемхотеп свернул в боковой придел, а затем привел гостя к большой комнате. В скудном свете тимиатерионов галикарнасец разглядел деревянные стеллажи, которые были доверху заполнены перевязанными и скрепленными храмовой печатью свитками папируса. Густо пахло благовониями.

Египтянин зажег от светильника лампу.

Затем повернулся к гостю:

— Мы находимся в пер-анх, или «Доме жизни», на эллинском языке это словосочетание означает одновременно библиотеку, архив и школу. Здесь мое рабочее место... Хотя я не только сеш, но еще и ит-нечер — сторож храмового имущества. К библиотеке примыкают хранилища, а также ритуальные залы, в том числе молельня Сет-Урет, по-вашему «святая святых», однако я не имею права водить туда мирян и чужестранцев... Ну, что ж, теперь давай поговорим...

Оба уселись на циновки.

Сеш обвел рукой комнату:

— Раньше здесь проходили занятия для детей. Воины Камбиса разграбили храм. Очень много рукописей было утоплено в болоте. Персы не осквернили огонь Ахурамазды сжиганием свитков, так как считали, что в них содержится богохульство... К счастью, большинство из погибших папирусов служили учебниками. Мы пишем новые, но на это требуется время.

— Расскажи о своей стране, — попросил Геродот, подоткнув под себя подушку. — Я почти ничего о ней не знаю.

Мнемхотеп в задумчивости покрутил голубой фаянсовый перстень на пальце.

Потом ответил:

— Мы называем ее Та-Кемет — «черная земля»... Ты знаешь, откуда произошло слово «Египет»?

Галикарнасец отрицательно покачал головой.

Речь Мнемхотепа звучала спокойно и неторопливо, словно он объяснял ученикам урок.

При этом писец тщательно подбирал слова, было заметно, что говорить на койнэ он не привык: