Она принимает это, опустив голову, а затем посылает мне раздраженный взгляд, который, кажется, говорит что с тобой?

Я указываю подбородком в ее сторону, что ты собираешься с этим делать?

Режиссер смотрит на меня. — Мы можем начинать, мистер Стинтон?

Я киваю. Складываю руки на груди. Пристально наблюдаю за Дон, пока не закончится съемка.

Когда все закончено, она бросает на меня мрачный взгляд, а затем достает свой телефон.

Секундой позже я получаю сообщение.

ДОН: Перестань так на меня пялиться.

Я: Как?

ДОН: Как будто ты собираешься откусить голову любому, кто заговорит со мной.

Я поднимаю на нее взгляд.

Одними губами она произносит: — Расслабься.

Тепло разливается в моей груди. Вот так, в долбаную секунду, она щелкает выключателем.

Вся тревога, все напряжение, стеснение в моей груди — это проходит.

Она — противоядие от всего этого яда. Что, черт возьми, я буду без нее делать?

Мой телефон пингует с сообщением.

ДОН: Что ты делаешь после этого?

Я собираюсь ответить ей, когда экран становится зеленым, и значок телефона начинает танцевать передо мной.

Каждый мускул в моем теле напрягается, когда я вижу, что звонит полиция.

Я вцепляюсь в подлокотник своего кресла, раздумывая, стоит ли отвечать.

Телефон замолкает.

Затем телефон начинает звонить снова.

Я выхожу на улицу, чтобы ответить на звонок. Что-то подсказывает мне, что мне нужно уединение.

— Это Макс Стинтон, — рявкаю я, уставившись на деревья сразу за складом.

— Мистер Стинтон.

Давление воздуха становится все выше. Становится трудно дышать.

— У нас есть кое-какие новости о Треворе Стинтоне.

— Что… с ним случилось?

— Он находился на острове недалеко от побережья Мадрида. Он был вовлечен в драку в баре и был арестован местной полицией.

Я отступаю назад.

Я не могу думать.

Не могу дышать.

Я качаю головой. — Где он сейчас?

— Под стражей международной полиции. — Он делает паузу. — Мистер Стинтон, они забирают вашего брата домой.

ГЛАВА 15

ЯИЧКИ3 РАСКРЫВАЮТСЯ

ДОН

В воздухе витает шипение, которое я действительно слышу всякий раз, когда Макс смотрит на меня.

Я не уверена, когда я так настроилась на него, но ранее, во время фотосессии, я поймала себя на том, что смотрю на него гораздо больше, чем раньше. Может быть, это потому, что он действительно долгое время не был ни на одной из этих фотосессий. Или, может быть, я позволяю своим чувствам взять верх.

Я все еще пытаюсь осмыслить его признание.

Мы спорим друг с другом так же естественно, как дышим. Не похоже, что эта часть наших отношений может измениться за один день. То, что между нами есть влечение, также не означает, что мы подходим для отношений.

Что, если он поймет это? Что, если прошлая ночь была просто спонтанной, вдохновленной звездной ночью и уязвимостью, которую он почувствовал, поделившись своей историей о матери?

Прошлой ночью я пыталась подготовить себя к тому, что Макс неизбежно возьмет свои слова обратно.

Затем я подготовила себя к тому, какой была бы жизнь, если бы он этого не сделал. Каково было бы ощущать всю эту напряженность, направленную на меня?

Это одновременно взволновало и напугало меня.

Макс — это грубая, безудержная сила.

Он все делает с резкостью, бесстрашием. Свирепость разъяренного тигра.

Как бы выглядела любовь в его глазах? В его манерах?

Оказывается, он такой же грубый, как и все остальное в нем. Такой же напористый, несносный и непреодолимо пугающий. Во время фотосессии он смотрел на меня так, словно готов вскочить на ноги, пересечь комнату и защищать меня, если я хотя бы уколю палец о двигатель машины. Он рявкнул приказ принести мне воды, как будто собирался содрать со всех кожу и использовать их тела в качестве человеческого моста, чтобы добраться до кулера с водой.

Мне следовало бы бояться этой страсти, но я не боюсь.

Я взволнована.

Головокружительна.

Жива.

Но я не могу убежать от этих чувств. ‘Оставь все на волю случая’ в моем сердце — это то, из-за чего я забеременела в первую очередь. Мне нужно обуздать свою импульсивность и вернуть ее на место, несмотря ни на что.

Да, я женщина. Но в первую очередь я мать.

Бет всегда была моим приоритетом, и завязывая отношения с ней…

Особенно с мужчиной, который связан с Stinton Group…

Кто является Stinton Group…

Конечно, Макс не виноват в том, что произошло в прошлом. Как и подозревала Санни, он не имел никакого отношения к тем адвокатам, которые оказывали на меня давление, чтобы я избавилась от моего ребенка. Он не такой уж большой придурок, и я действительно испытываю от этого чертово облегчение. Но перед нами все еще так много проблем.

А именно, он все еще дядя Бет.

Я не могу позволить этой электрической искре увлечь меня, а потом обнаружить, что совершила ошибку. Моя дочь заслуживает лучшего.

Я тоже.

Так почему же я все еще так хочу его увидеть?

— Ты можешь просто… ты можешь не двигаться секунду? — Визажистка подводит кисточкой к моему лицу. Они меняют мой макияж для другого шоу, в котором я снимаюсь.

Я поднимаю лицо вверх.

Она бросает на меня строгий взгляд.

— Извини. — Я пытаюсь перестать ерзать, но мое возбуждение проявляется в дрожании колена.

Мое сердце не билось так уже десять лет.

Надеюсь, Макс еще не ушел. Написать ему?

Раздается легкий стук в дверь гримерной.

Я поднимаю взгляд и вижу мужчину, занимающего все мои мысли, стоящего в дверях. Макс Стинтон крадется в комнату, весь хмурый и самоуверенный. В его глазах буря разочарования. Кажется, что за ним следует темная туча, извергающая молнии. Если бы он размахивал черным плащом и обнажал клыки, он выглядел бы менее устрашающе.

Иногда я задаюсь вопросом, не влюбилась ли я в главного злодея этой истории, а не в рыцаря на белом коне.

Ассистентка по макияжу выпрямляется и бросает на Макса испуганный взгляд. — Мистер Стинтон.

— Мне нужна комната, — резко говорит он.

Я прищуриваюсь, глядя на него.

Он поджимает губы что?

Я выгибаю бровь и выпячиваю губы в сторону ассистентки по макияжу, которая трясется в своих ботинках.

Макс вздыхает, меняет выражение лица на то, что, по его мнению, является менее устрашающим взглядом (это не так), и кивает. — Извините. Могу я занять комнату?

— Эм. — Я прочищаю горло.

— … Пожалуйста.

— К-конечно. — Она кладет кисточку для макияжа на стол и убегает.

Дверь со щелчком закрывается за ней.

Когда наступает тишина, я оценивающе смотрю на Макса. На нем снова костюм, строгий отход от более повседневных брюк на пуговицах и джинсов, в которых он был прошлой ночью. Узор в тонкую полоску на его куртке подчеркивает широту его плеч и длинные-предлинные ноги. Его пояс и