до грани бунта, беки свободно выжимали из подвластного им населения все, что могли. Жалобы эмиру на местных чиновников постоянно отклонялись, а то, что их пребывание в должности было весьма ненадежным, подстегивало беков к максимально быстрому личному обогащению. Однако, если эмир начинал подозревать, что бек забирает себе слишком большую часть доходов своей провинции, чиновник мог лишиться не только своего места и собственности, но и свободы.

Явное недовольство эмира каким-то слишком алчным беком, с одной стороны, и бунт или эмиграция населения – с другой были единственными способами корректировки этой системы узаконенного ограбления. Крестьянские восстания обычно происходили следующим образом. Группа крестьян нападала, а возможно, и убивала сборщика налогов. Затем, ведомые собственной безрассудной смелостью, они шли к цитадели бека и могли даже захватить ее. В течение сравнительно короткого времени войска бека, иногда при помощи подкреплений из соседнего бекства, подавляли восстание и отправляли главарей на казнь к эмиру. После подобного бунта бека могли заменить на другого, чтобы успокоить людей, но его преемник едва ли бывал лучше. Самым крупным крестьянским бунтом периода русского протектората стало восстание в бекстве Балджуан под предводительством Абдул-Восе, произошедшее в конце 1880-х годов. С наступлением нового века крестьянские восстания стали реже прежде всего из-за присутствия по берегам Амударьи русских войск, готовых прийти на помощь любому беку, которому угрожали восставшие. В 1899 году русские пограничные войска помогли беку Куляба остановить поток бухарцев, которых его деспотичное правление вынудило искать убежища на другом берегу реки в Афганистане. Таким образом, русская политика поддержки власти эмира содействовала защите и сохранению системы управления, разъеденной коррупцией и злоупотреблениями, и фактически устраняла любые традиционные способы ее корректировки, которыми являлись восстания, несмотря на то что одновременно с этим контакты с Россией стимулировали местное реформаторское движение.

Истоки местного реформаторского движения

Как и во всех незападных обществах, оказавшихся в близком контакте с современным Западом, в Бухаре наряду с фанатиками-ксенофобами были свои вестернизаторы. Первыми критиками старого режима в ханстве стали интеллектуалы, чьи контакты с русской цивилизацией пробудили в них неудовлетворенность слабостью и отсталостью их собственной страны и царящей там несправедливостью. Самым известным из этих первых критиков был Ахмад Махдум Дониш (1827–1897), ученый, поэт, художник, музыкант, врач и придворный астролог эмира Музаффара. По меньшей мере три раза – в 1857, 1869 и 1874 годах – Дониш входил в состав бухарских посольств в Петербург. Наблюдение за жизнью России в период реформ сподвигло его на беспощадную критику ситуации в Бухаре в двух его работах, написанных на персидском языке и тайно ходивших в виде манускрипта в узком кругу его единомышленников. Дониш утверждал, что эмир – это слуга народа и, следовательно, достоин богатства и власти только до тех пор, пока он действует сообразно нуждам своих подданных. Дониш смотрел на Россию не как на образец для подражания, а как на полезный источник знания и инструментов для преобразования бухарского общества и, таким образом, спасения его от опасности быть уничтоженным западной цивилизацией. Он мечтал о реформах сверху, проводимых просвещенным деспотом, который правит с помощью консультативного совета, состоящего из людей всех классов, и министров с четко очерченными обязанностями. Он выступал за секуляризацию образования в бухарских медресе, чтобы в дополнение к таким традиционным дисциплинам, как мусульманское право, теология, логика и метафизика, там преподавали историю, литературу и естественные науки.

Взгляды Дониша разделяла маленькая, но влиятельная группа современников, возможно, всего 9—10 человек. Среди них были поэт-сатирик Абдул Кадыр Савдо (1823–1873), Шамсиддин Махмуд Шахин (1859–1894) – один из придворных поэтов Абдул-Ахада и яростный критик бухарской морали и отношения к женщинам, Мирза Хайит Сахбо (ориентировочно 1850–1918) – государственный служащий, известный своей честностью, и Сиддик-хан – ученый и поэт, шурин Абдул-Ахада и бывший бек Карши, которого с момента воцарения Абдул-Ахада держали в столице под домашним арестом.

В долговременной перспективе более влиятельным, чем сочинения Ахмада Дониша, оказалось движение за реформу образования среди русских мусульман, начало которому положил крымский татарин Исмаил-бек Гаспринский (1851–1914). В традиционной мусульманской семи- или восьмилетней школе (мактаб) учеников заставляли заучивать и переписывать тексты на арабском языке, которые обычно являлись выдержками из Корана, но уделяли мало внимания их пониманию. Таким образом, они получали образование, лишенное практической ценности, и по окончании мактаба те, кто не хотел продолжить свое образование, быстро забывали то немногое, чему научились. В Бухаре, где в начале XX века в мактабах числилось свыше 100 000 учеников, грамотность составляла всего 2 %. «Школы нового метода» Гаспринского, впервые появившиеся в 1884 году в крымском Бахчисарае, применяли европейские педагогические методы для обучения чтению, письму и арабской грамматике и добавляли к ним такие светские предметы, как математика, история и география, а также русский язык. Школы, следовавшие этой системе, были гораздо более эффективными в подготовке грамотных учеников с багажом полезных знаний, и делали это за более короткий период, чем традиционные мактабы.

Поначалу успехи движения по созданию школ нового метода в Бухаре были невелики, несмотря на неустанные старания Гаспринского завоевать благосклонность Абдул-Ахада. В 1893 году Гаспринский побывал в Бухаре и получил от эмира обещание не запрещать в ханстве создание школ нового метода, но Абдул-Ахад по-прежнему с подозрением относился к реформе образования. Гаспринский не терял надежды: он часто посещал эмира во время визитов последнего в Крым и на Кавказ и восхвалял его в своей газете как «защитника центральноазиатского ислама». За период с 1900 по 1902 год вокруг Новой Бухары были одна за другой открыты три школы нового метода, но каждая из них закрывалась через несколько месяцев, то ли из-за нехватки финансовой поддержки, то ли под давлением бухарского духовенства. Как и те, что открылись в русском Туркестане, первые школы нового метода в Бухаре предназначались не для местных узбекских детей, а для детей русских татар, составлявших в Центральной Азии важное торговое сообщество. Но порыв реформировать образование с самого начала вызвал энтузиазм у небольшой группы бухарских либералов и у многих бухарских купцов, для которых ведение дел с русскими выявило несостоятельность традиционного образования.

Для Гаспринского реформа образования была лишь способом достижения более важного результата – политического и культурного пробуждения тюрко-татарских народов и модернизации исламской жизни, включая раскрепощение женщин. В целом эта программа стала известна под названием «джадизм» – от слов усул-и джадид (новый метод), термин, первоначально применявшийся к системе обучения, использовавшейся в реформированных школах. Газета Гаспринского «Тарджуман» («Толкователь»), основанная в Бахчисарае в 1883 году, стала голосом движения джадидов и в небольшом количестве распространялась в Бухаре, где публичное чтение газет было запрещено. Последователи Ахмада Дониша, сторонники реформы образования и