Снова впиваюсь в губы и пристраиваюсь к ее входу. Чуть вхожу, на полшишечки. Не сдохнуть бы. Нужно быть максимально осторожным и аккуратным. Делаю движение бедрами, Милка впивается ноготками в мои плечи. Внутри вся пылает. Сжимает меня до звезд в глазах!

– Миша… – охает испуганно.

– Моя девочка… моя сладкая, тише…

Заглядываю в ее доверчиво распахнутые глаза и толкаюсь сильнее. Скольжу глубже, ощущая каждой клеткой, как она напряглась всем телом и всхлипнула. Задышала часто-часто.

– Т-ш-ш, – целую ее снова и снова, пока она привыкает к моему присутствию в своей девочке. – Давай, маленькая, прими меня. Расслабься, больше больно не будет, – нашептываю ей, чувствую, как ее мышцы расслабляются, впускают. – Вот так, Мила. Вот так, – выдыхаю и делаю на вдохе последний толчок, проникая на всю длину.

Принцесса вздрагивает подо мной и вскрикивает. Жмурится и долгое мгновение не дышит. А когда открывает глаза, шепчет:

– Я люблю тебя, Миш.

– И я тебя, – выхожу осторожно, снова толкаясь внутрь. – И я.

Каждое движение сводит с ума. Каждый толчок сопровождается ее стоном. Горячая, тугая, сладкая и до одури желанная. Сердце готово выпрыгнуть, пот по вискам скатывается каплями. Еще и еще, двигаюсь в ней, срывая ее стоны, вскрики. Да, детка, сейчас тебе будет так же хорошо!

Держусь из последних сил. Раньше ее не хочу. Только с ней. Чувствую приближающуюся еле сдерживаемую разрядку. Выскакиваю из нее, пережав член у самой головки. Милка распахивает глаза и смотрит на меня в ожидании.

– Сейчас, маленькая, с ума сводишь, – хриплю.

Снова в нее вхожу со стоном. Пара движений, касаюсь пальцами ее клиттора, чуть сдваливаю пальцем бугорок и девчонка выгибается, сжав меня стеночками до потемнения в глазах. Еще движение и…

– Ми-ш-а-а, – протяжно и сладко.

Я еле успеваю выскользнуть из нее и со стоном излиться на ее животик.

Падаю рядом, притянув ее к себе пачкая ее еще больше. Словно зверь внутри меня метит свою самку. Моя. От макушки до пальчиков на ногах.

– Люблю тебя, – целую в висок.

– И я тебя люблю, – шепчет устало.

Глава 34. Папа, мама

Мила

Редко, когда утром мне хочется мурчать кошечкой от удовольствия и улыбаться улыбкой безумца. Но это утро как раз из таких. Исключительное и неповторимое.

Я просыпаюсь, когда за окнами уже вовсю расцветает солнечное утро, и долго лежу, не шевелясь. Наслаждаюсь тяжестью сильной руки на своей талии. Ощущением дыхания Миши у меня в волосах. И приятными мурашками, что бегут по коже от воспоминаний. Тело легкое и невесомое, как перышко. Кажется, отпусти Миша меня из захвата и дунь, – улечу.

Ночью мы творили что-то сумасшедшее. Невероятное, пошлое, но такое сладкое! Сначала мой Дикарь был предельно осторожен и нежен. А потом у нас обоих сорвало тормоза. Уснули мы под утро, абсолютно обессиленные, но до одури счастливые.

Осторожно крутанувшись в объятиях Миши, поворачиваюсь к нему лицом. Его рука сильнее сжимается на моей талии. Я улыбаюсь. Не отпускает. Боится, что я сбегу? Глупый. Теперь ему сильно придется постараться, чтобы от меня избавиться.

Пробегаю подушечками пальцев по бородатым щекам и чмокаю его в подбородок. Миша недовольно бурчит. Такой милый, помятый, обросший плюшевый медведь! Повторяю свои манипуляции, спускаясь с поцелуем к шее. Чмокаю в кадык. Миша тяжело вздыхает и открывает глаза, уставившись на меня сонным расфокусированным взглядом.

– Доброе утро, Михаил.

– М, ну ты еще “выкать” мне начни, – щиплет меня за попу Миша.

Я взвизгиваю, посмеиваясь.

Миша улыбается:

– Доброе, принцесса.

– Как спал?

– Как убитый. А ты как себя чувствуешь?

– Как будто заново родилась.

– Точно?

– Абсолютно.

– Ну, и отлично, – хмыкает Румянцев, – тогда иди сюда.

Охнуть не успеваю, как Миша уже подминает меня под себя. Наваливается сверху, вдавливая меня своим сильным горячим телом в мягкий матрас. А его губы начинают лихорадочно зацеловывать везде, докуда достают. Шея, щеки, ключицы, грудь. Ладони щупают и гладят. Сминают и легонько шлепают.

Я извиваюсь и хохочу:

– Миша! Миша, стой! Да Миша…

– Что такое, принцесса? – между поцелуями рычит мой мужчина.

– Мне надо в душ.

– После.

– А умыться?

– Все после.

– Мы только недавно уснули! – охаю, когда кое-что определенно “заряженное” и готовое к активным действиям упирается мне в живот. – Опять?!

– А ты имеешь что-то против? – заламывает бровь Миша.

Я уже открываю рот, чтобы сказать решительное “да”, ибо заниматься этим, даже не умывшись, странно, дико и неловко. Но Миша меня грамотно затыкает поцелуем. А потом еще и делает поступательные движения бедрами у меня между ног, что мой мозг моментально превращается в кисель. Стыд уходит. А с губы срывается стон. Черт, кажется, я сдаюсь…

– Твоя взяла, – сиплю, обвивая его ногами. – Схожу в душ потом. Продолжай!

Миша смеется и снова впивается в мои губы поцелуем, жадным, глубоким. Тянется к прикроватной тумбе, на которой вчера был приличный запас презервативов. Шарит рукой и:

– Блть, – ругается. – Резинки закончились, Мил.

Оборачиваюсь – и правда, вокруг кровати сплошные разорванные пакетики из фольги. Похоже, ночью мы оторвались гораздо больше, чем я прикидывала. Ну, или Миша не рассчитал уровень своего желания и плохо подготовился.

– Давай… без? – предлагаю.

Вчера такую вольность мы позволили себе только первый раз. Мне нужно срочно посетить своего гинеколога и решить вопрос контрацепции. Ибо заниматься этим через латекс приятно, но не тот эффект, как наживую. А каждый раз рисковать, а потом воспитывать совместных детей… ну, пока рано об этом даже думать. Хотя от мысли о нашем с Мишей ребенке где-то в груди что-то сладко щекочет.

– Я прервусь, – шепчет Миша мне на ушко, – не переживай.

– Даже и не думала, – улыбаюсь, – я тебе полностью доверяю, Миш, – шепчу и сама тянусь к его губам. Максимально готовая к утреннему сексу и приятным ощущениям ни с чем несравнимого вторжения.

Миша плотнее прижимает меня к себе второй рукой обхватывая за бедро. Целует снова и снова. На этот раз медленно и неторопливо. Заставляет под ним