Шрифт:
Закладка:
Я моментально напрягаюсь.
Что за нафиг?
Подбираясь каждой клеточкой, каменею в руках своего Дикаря.
– Принцесса, все хорошо? – разумеется, не ускользает от Миши перемена в моем настроении. Я молчу и прислушиваюсь. Не может же это быть…
Сердце начинает бить, как отбойный молоток, когда я понимаю, что машина затормозила около нашего дома. А еще… ворота. Открываются автоматические ворота на территорию! А это значит, что…
– Твою мать! – охаю я, отталкивая от себя Мишу.
– Мила?
– Черт-черт-черт! – суетливо подскакиваю с кровати. Запутавшись в покрывале, чуть кубарем не лечу на пол. С трудом удержавшись на ногах, хватаюсь за голову, совершенно забывая, что стою при свете дня перед Мишей в чем мать родила.
Вспоминаю. Щеки краснеют. А руки начинают трястись. Но совершенно по другому поводу. Миша смотри на меня крайне офигевшим взглядом, спрашивая:
– Милка, какого хрена происходит?
– Миша, тебе срочно надо уходить.
– Чего? В смысле?
– Родители. Они вернулись домой раньше, чем я думала.
– Никуда я не уйду.
– В смысле, не уйду?
– В прямом, – и бровью не ведет мой непрошибаемо упрямый мужчина.
– Но там мои родители! – взвизгиваю.
– И? Что дальше?
– То есть как “что дальше”?
– Ну, раз приехали, значит, пойдем знакомиться. Это судьба.
– Ты издеваешься?
– А похоже? – перекатывается на спину, вальяжно заложив руки под голову, Миша.
– Они не должны тебя увидеть, – отрезаю.
– Почему? Ты меня стесняешься? Я что, урод какой-то?
– Господи, да нет, конечно, не в этом дело!
– А в чем тогда?
– Да просто не должны и все тут, – упрямлюсь. – Миша, пожалуйста!
– Нет, принцесса, никуда я не уйду. Мы, кстати, еще не закончили…
– Ладно, не хочешь уходить, тогда спрячься.
– М, в шкаф? – задумчиво оглядывается на гардеробную Румянцев.
– Ну, – пожимаю плечами, – как вариант, да.
– Прекрасно, – хмыкает. – Милка, посмотрим на меня, мне лет-то сколько по-твоему? Я уже старый, чтоб прятаться по шкафам от родителей своей женщины. Да и тебе не восемнадцать.
– Да, Миша! – топаю ногой, взвыв от безысходности. – Ты не понимаешь!
– Вот именно, я не понимаю, в чем сложность просто нас друг другу представить. Мы все взрослые люди и все все понимаем.
– Да в том, – шиплю зло, – что моим родителям очень сложно угодить, ясно? Особенно отцу! Я же тебе рассказывала, что им нужен перспективный богатый зять. У папы на этом пунктик. Ну!
– А вот как, – садится на постели Миша, – а я, значит, не перспективный? И старый, наверное, да? Для такой-то хорошенькой куколки из обеспеченной семьи.
– Блин, – морщусь, – да я не то имела в виду.
– Я понял, – бурчит Миша.
– Ну, не обижайся, слышишь? – заползаю на кровать, обхватывая ладонями бородатые щеки своего надувшегося Дикаря. – Ты самый лучший, самый классный, и вообще я тебя очень-очень сильно люблю, – зацеловываю обиженно поджатые губы Миши. – Прости, прости, прости!
Миша вздыхает. Обхватывает меня рукой за талию, заставляя усесться сверху и ловит пальцами подбородок, заглядывая мне прямо в глаза. Говорит ровно и спокойно:
– Давай расставим все точки над “ё”, принцесса. Раз и навсегда. Мне тридцать пять лет. Я достаточно взрослый, да что уж там – старый!
– Ты не…
– Не перебивай.
– Ладно.
– Я примерно лет на двадцать вырос из того возраста, когда прячутся по шкафам да под кроватями от родителей женщины. Тем более женщины, которую я люблю и на которую у меня планы в масштабе целой жизни. А еще я не мечусь от неопределенности и долго не думаю. Если что-то мое, то оно мое. Все. С потрохами. Я предельно серьезен и последователен в своих решениях, если ты все еще этого не поняла. И я срать хотел на то, кого там твои предки тебе в мужья приглядывают. Ты моя. Я тебя не отдам. Ясно?
Я киваю. Губы начинают дрожать.
– Познакомишь ты меня с родителями сейчас, Милка, или через неделю месяц, год – ничего не изменится. Просто чем раньше твои папа с мамой поймут, что у нас все серьезно, тем больше у них будет времени смириться с нашей свадьбой, которая однозначно будет. Да, и с появлением у нас мелких, на которое я, кстати, рассчитываю.
Я смеюсь и тут же закусываю губу, чувствуя, как из глаз текут слезы. Господи, обалдеть! Не знаю, как другие женщины, но вот эти слова, произнесенные взрослым, состоявшимся, понимающим, чего он хочет в этой жизни мужчины, гораздо, гораздо сильнее чем пресловутое “я тебя люблю”. И говорит в тысячи раз больше!
– Ну, и чего ты ревешь? – вздыхает Миша.
– Я все понимаю, правда, – хриплю, – просто я, – стыдливо опускаю взгляд, – возможно, не готова сделать это прямо сейчас. Вот в этот момент…
– Мила.
– Миш, – дрожит мой голос, – пожалуйста! – прошу, заглядывая в глаза любимого мужчины, буквально умоляя взглядом уступить мне хотя бы в этом.
Он вздыхает и сдается.
– Ладно.
– Правда?
Миша неопределенно передергивает плечами.
Я облегченно выдыхаю, чмокая его в губы:
– Я тебя люблю! Я сейчас забегу в душ, а потом спущусь в гостиную и отвлеку родителей, а ты уйдешь. Хорошо?
– Это жутко унизительно, – закатывает глаза мой вредина, – но хорошо. Иди.
Я еще раз впиваюсь в губы Миши поцелуем и еще раз прошу от всего сердца:
– Прости меня!
– Мхм, – кивает Миша, кажется, все-таки обидевшись на меня. – Иди уже, – хлопает по попе для разгона. Я подрываюсь с кровати и топаю в ванную.
Душ я принимаю со скоростью света. Собираю волосы в небрежный пучок и натягиваю пижаму со штанами и рубашкой. Умывшись, вылетаю в спальню со словами:
– Все, я гот… – проглатываю остатки фразы.
Комната пуста. Миши нет. Вообще
