Подержав халиса в руках, старик бережно отнес его на прежнее место, при чем обе змеи сползлись вместе и застучали хвостами. Змеи эти живут в кумирне уже давно и считаются священными. Еще ни разу они никого не укусили и вреда никому не принесли, кроме бурундуков и лесных мышей, которыми они кормятся около кумирни.

Зимой старик их прячет в канах своей фанзы, весной опять приносит на Лянзалин, где они чувствуют себя великолепно, благосклонно принимая почет и поклонение проходящих хунхузов и звероловов.

Долго еще толковали между собой разведчики и обсуждали действия бесстрашного Змеиного деда. Они мельком взглянули в неведомый для них мир, таинственная завеса которого едва приподнялась, чтобы закрыться снова, и ничем необъяснимые факты стояли перед ними во всей своей наготе, неопровержимые и непонятные.

Солнце светило ярко с безоблачного синего неба. Но здесь на этой высоте, не парило и воздух был удивительно чист и прозрачен. На десятки километров к северу и к югу открывались дивные понорамы гор.

На севере, в тумане белела долина Сунгари. Ближе, уступами и темными грядами, как морские волны, поднимались горные, идущие к западу, отроги главного хребта Ляо-лина, темный, покрытый дремучими лесами массив которого заслонял собой четверть небосклона на востоке.

На юге, сплошь покрытая, как пеленой, седым туманом, открывалась обширная долина реки Май-хэ, с ее многочисленными падями, ущельями и притоками.

На юго-востоке возвышалась могучая вершина Лиула-му-динза; у ее подошвы, закрытая отсюда горами, находится станция Гаолинза вблизи перевала через главный хребет.

Все эти горы и долины, насколько хватал глаз, покрыты сплошными дремучими лесами, куда уже проник жадный до наживы, культурный человек, во всеоружии новейших изобретений техники и науки. Не устоят эти чудные леса, эти девственные первобытные пущи перед лавиной современной культуры. В самые тайники этих дебрей проложены уже железные пути, для вывоза леса. Пила и топор работают дружно и скоро сорвут с этих гор зеленый покров их, красу богатой дивной природы.

В вышине раздался клекот горного орла. Прекрасная птица, раскинув свои могучие крылья, парила над нами, поднимаясь спиральными кругами в глубину небесной лазури. Поблагодарив Змеиного деда за гостеприимство и расспросив его о дальнейшем пути, я двинулся к югу, по битой хунхусской тропе, направляясь в верховья реки Май-хэ.

В зарослях винограда, под палящими лучами полуденного солнца, трещали кузнечики и цикады. Черный дятел выбивал свои трели по сухому стволу березы и жалобный крик его раздавался в тишине зеленой пустыни.

Юрочка

I. На концессии

В глубине дремучих лесов Маньчжурии, на берегу быстрой горной речушки приютился небольшой русский поселок, состоящий из нескольких бревенчатых изб и сараев. Это контора лесных концессий вблизи линии железной дороги.

Главный жилой корпус, большой одноэтажный дом. где помещался доверенный концессионера, стоял посреди обширного двора, обнесенного земляным валом с бойницами, для защиты от набегов шаек хунхузов, бродивших в окрестных лесах и горах. Здесь же, внутри укрепления, находились различные службы, сараи, конюшни и другие хозяйственные постройки.

Вокруг поселка лес был вырублен, образуя большую площадь, заваленную всевозможными лесными материалами, вырабатываемыми концессией. Много всякого дерева свезли сюда с окрестных гор китайцы-возчики на своих маленьких, но крепких лошадках. Здесь виднелись и гигантские бревна вековых кедров, в три-четыре обхвата, брусья, доски, шпалы, сложенные в квадратные штабеля, вязанки тонкой драни и, наконец, у самой опушки леса бесконечные ряды правильно сложенных дровяных кубов. Под навесом из волнистого железа темнели груды ценного цветного леса, предназначенного для столярных работ и выделки фанеры, сюда складывали бревна ясеня, клена, бархатного дерева, дуба, ореха и тиса.

Сзади гудел и вздрагивал своим железным корпусом лесопильный завод, выбрасывая клубы белого пара из боковой стены.

Черный дым выходил медленно из высокой железной трубы и поднимался к синему небу.

В чистом ясном воздухе весеннего утра звучно раздавались голоса китайцев, нагружавших платформы ярко-желтыми брусьями кедра и темными бревнами тяжелого ореха; их монотонные возгласы, при накатывании леса: «раз, два, сильно!» и гортанный говор доносились издалека. Ширококолейный путь соединял контору концессии со станцией, отстоящей отсюда в тридцати верстах. Паровоз, пригнавший сюда платформы под нагрузку, тихо, как-бы устало, пыхтел, выпуская лишние пары и готовясь к продолжительному бездействию; на высоком тендере его копошились засаленные чумазые китайцы-кочегары; толстый, усатый машинист, с короткою трубкой во рту, отдавал им какие-то приказания; возле него стоял высокий красивый блондин, дергал его за рукав и торопил идти, добродушно посылая его вместе с паровозом «до дзябла».

– Довольно же тебе! Идем скорее, а то жена ждет уже нас и кофе простынет! – говорил он мягким баритоном и, наконец, выведенный из терпенья, подхватил толстяка под руку и повлек его к конторе. Высокий блондин был главный доверенный и заведывающий концессией, Станислав Викторович Грабинский, недавно приехавший из России и, как образованный лесовод, получивший место на концессии. Поляк по происхождению, выдержанный немец по воспитанию и мировоззрению, он сразу обратил на себя внимание богатого коммерсанта, овладел его доверием и занял ответственный пост, требующий не только обширных специальных познаний, но и таланта администратора.

По окончании образования за границей, Грабинский приехал к себе на родину, в один из уездных городов юго-западного края, где доживали свои дни престарелые родители. Здесь он женился по страстной любви на младшей дочери многосемейного помещика Евгении Степановне Ворошиловой. Женичка, пылкая хорошенькая брюнетка, всецело овладела серьезным благовоспитанным инженером, и не прошло полгода знакомства, как он возложил на себя многосложные обязанности семьянина. В это время случайно подвернулось хорошее место на лесных разработках в Полесье, и молодая чета, полная жизни и надежд, очутилась в глуши болотистых лесов Пинского уезда. Работая с увлечением и отдаваясь любимому делу лесного хозяйства, Грабинский не заметил как прошло пять лет. Бедовая шалунья, быстроглазая Женичка превратилась в любящую жену и мать и по целым дням и ночам возилась с единственным сокровищем своим, краснощеким красивым сыном, которого назвали в честь какого то знаменитого дедушки Юрием. Маленький Юрочка был деспотом в семье и кумиром, вокруг которого вертелось колесо семейной жизни.

Случайные знакомства и выгодные предложения сделали то, что счастливое семейство это, покинув пинские болота, перебралось на другую сторону земного шара и поселилось в девственных, дремучих лесах Маньчжурии, полных таинственного обаяния первобытной дикости.

Здесь, так же, как и на родине, зажили они прежней тихою семейною жизнью, вполне уравновешенные и довольные. Юрочка все так же властвовал в доме и, несмотря на свой