– испуг прошел. Беременность для меня была в радость. Это было трудное дело, которое надо было сделать, и у меня была цель. А это и есть мой стиль жизни.

– Стиль жизни всех Риццо, – поправила Эдриен.

– Да, конечно. – Лина снова покачала головой. – Как бы там ни было, из этого выросла «Йога-беби». Из нас с тобой. Но у меня немного времени заняло после твоего рождения понять, что я не слишком одарена материнскими качествами и не очень умею ладить с младенцами и детьми. Я могла обеспечить, чтобы ты была здоровой, оградить тебя от опасностей и бед, но для этого мне нужно было заниматься своей карьерой и своим бизнесом. Так я это понимала. И всегда со мной была Мими, чтобы обеспечить все остальное. И твои дедушка с бабушкой, потом Гарри. Они меня освободили для той работы, которую мне хотелось делать.

Она снова посмотрела на стол.

– И я делала, что хотела. И ты была здоровой, ухоженной, воспитанной. У тебя было хорошее образование, ты путешествовала, ты была талантлива. Ох, как же ты была талантлива! И разве я не организовала, чтобы тебе другие дополнили недостающее? А потом будет время, потом, для чего угодно. Тогда у меня не было времени обниматься и тискаться. Да и склонности не было. – Она подняла руки. – И вот все это время я потеряла.

Опустить их она не успела: Эдриен подалась вперед и схватила ее за руку.

– Ты знаешь, какое у меня самое живое, самое глубокое и сильное воспоминание о тебе? О моей матери?

– Боюсь спросить.

– Он ударил Мими. Я была так потрясена, так испугана, я побежала за тобой, я звала тебя. Он меня догнал и схватил. И мне было больно, и тут ты вышла, такая спокойная, такая сильная.

– Ох, не была я такой.

– Была. Ты пыталась его уговорить отпустить меня. Ты говорила, ты пыталась, чтобы он меня отпустил. Это было главное для тебя. Я была главным. А он меня швырнул, попытался сбросить с лестницы, это было больно. Раскаленная, жгучая боль, но я видела тебя. Все время видела тебя, и ярость у тебя на лице, гнев, когда ты на него бросилась. Ради меня, спасти меня. Он тебя бил, но ты не остановилась. У тебя кровь текла, ты не остановилась. Он убил бы тебя, убил бы нас всех, но ты ему помешала. А когда он упал, ты побежала ко мне. Ко мне. Ты меня обняла, и кровь и слезы текли у тебя по лицу.

Эдриен снова подалась вперед, взяла мать за вторую руку, через стол.

– Я знаю, что ты меня любила. Просто в ежедневной рутине дел ты совершенно не умеешь этого показывать.

Удивленный смех Лины закончился полувсхлипом.

– Это точно.

– Но когда случается беда, какая-нибудь мерзость, ты приходишь на помощь. Я это всегда знала. И я не знала и не понимала, что когда ты оставила меня здесь на лето, то ты все беды, всю шумиху, все гадости взяла на себя, а меня оставила здесь просто жить.

– В основном верно, спорить с этим не стану. Но был еще и расчет. Мне надо было использовать то, что случилось, как стартовую площадку, а не дать этому загубить то, что я начала.

– Ты много сегодня выпила вина.

– Я очень сожалею, Эдриен, о многом сожалею. Хотелось бы сказать, что я стану лучше, что буду поступать лучше, но я хочу попытаться, и это цель. Надеюсь, что эта цель не будет первой, которой я не смогла достигнуть. И в тебе сейчас тоже слишком много вина, чтобы не дать мне шанс. Что я тоже использую.

Эдриен отпустила руку матери, давая ей взять бокал.

– Тогда пей и дальше, – сказала она, и Лина снова рассмеялась.

– Ладно, выкладываю начистоту. Мне моя жизнь нравится. Я горжусь тем, что я создала, думаю – нет, знаю, – что не одну жизнь изменила к лучшему своей работой. Я люблю финансовые привилегии, люблю путешествия, вот это все. Люблю свободу – это одна из причин, по которой я никогда не была замужем. Но ближе к концу я стала понимать, что достаточно сообразительна, организованна и разумна, чтобы оставить больше времени для тебя, для родителей. С ними мне это время никогда не вернуть. Но пока что…

Она снова приподняла стакан.

– Ты лучше меня и прежней, и теперешней. В тебе больше открытости, внимания к людям; ты в этом смысле лучше сбалансирована. И у тебя природного таланта больше, чем было у меня. Я готова признать своей заслугой то, что дала тебе фундамент, но свое построила на нем ты. И я уважаю тебя за это.

Лина отпила вина, разглядывая дочь.

– Я считала, что ты зря вернулась сюда, только время потратишь. И ошиблась. Это лишь помогло тебе раскрыть свой талант и привлекательность. Меня бы это раздавило, а тебе дало возможность расцвести.

Она сделала еще один глоток, оглядываясь.

– Что ты будешь делать в этом большом старом доме?

– Для начала – жить. Работать. Соображая по ходу, как чего.

– Я бы хотела остаться еще на пару дней, если ты не против.

– Я бы тоже этого хотела. Устрою тебе экскурсию на строящийся молодежный центр. У тебя могут быть какие-нибудь идеи.

– А ты их примешь?

– Может быть. – Эдриен улыбнулась. – Если они мне подойдут. И я хотела бы, чтобы ты приехала в мае – в первую неделю мая. – Она подсчитала в уме. – Может быть, во вторую неделю – для совместного проекта. Я к тому времени почти все уже подготовлю.

– Мы же даже… что подготовишь? Я полагала, что мы начнем производство в Нью-Йорке.

– У меня иная точка зрения. – Не только Лина Риццо, подумала Эдриен, умеет использовать момент. – Гимнастический зал старшей школы Трэвелерз-Крик. У нас есть ученики, учителя – я все это организовала. Сет из двух дисков.

– Школьный тренажерный зал – школа в маленьком городке? С детьми?

– Выпускной класс с одобрения родителей и медиков. Шесть учеников, шесть преподавателей. Упражнения в разном темпе. Программы от тридцати до тридцати пяти минут: кардио, силовая, работа на коврике, йога и сочетание всего этого. Предоставляем гардероб – вероятно, «Йога-беби» для преподавателей, «Новое поколение» для учеников.

– Конкуренция?

– Ну, так. Дружественная.

– «Фитнес‑101».

Эдриен поморщилась:

– Черт, это лучше, чем мое рабочее название.

– Какое?

– Уже не важно. Мы используем город, где я живу и где выросла, – и дадим ему отличную игру. А школа, которую ты окончила, добавит сладостной ностальгии.

– Дату окончания упоминать не будем. – Улыбка женского взаимопонимания.