Алиенора потягивала имбирно-лакричный отвар.

– А откуда о тебе стало известно мессиру де Ранкону?

– Мой брат Элиас служит у него сержантом; сеньор де Ранкон слышал, что я умею выхаживать больных, и подумал, что я смогу вам помочь.

– У тебя нет мужа? Мне показалось, что ты монахиня.

Марчиза опустила глаза.

– Я вдова, госпожа, и вдовой и останусь. Мой муж умер несколько лет назад. У нас не было детей, и я вернулась домой, чтобы заботиться о родителях, пока они тоже не умерли.

Алиенора слушала рассказ с сочувствием, но без жалости, потому что по сжатым губам Марчизы поняла, что жалости эта женщина не примет. Снова накатила усталость, захотелось спать, но в голове у нее зародилась идея.

К рассвету Алиеноре стало намного лучше. Она выпила еще успокоительного отвара и съела немного хлеба с медом.

– Я у вас в долгу за Марчизу, спасибо, что прислали ее, – сказала она Жоффруа, когда он навестил ее во время подготовки армии к выступлению.

– Она говорит по-гречески и по-арабски. – Его голос звучал восторженно, как у нетерпеливого ухажера, преподносящего возлюбленной подарок. – Вы выглядите намного лучше.

– Я скоро поправлюсь, – согласилась она. – Спасибо.

– Рад быть полезным, мадам.

От Людовика не было вестей, он не беспокоился о ее самочувствии, хотя должен был знать, как ей было плохо, а вот Жоффруа сразу же бросился на помощь. Алиенора повернулась к Марчизе, которая молчала на протяжении всего разговора.

– Я у вас в долгу, – сказала она. – И хочу взять вас к себе в придворные.

– Буду рада служить вам, госпожа, – ответила Марчиза, грациозно наклонив голову, чем напомнила Алиеноре хитрую маленькую кошку. – Но сначала я должна исполнить свой долг перед родителями и помолиться у Гроба Господня.

– Поскольку я тоже буду молиться там, все решено, – ответила Алиенора. – Ступай и принеси свои вещи в мою палатку.

Марчиза сделала реверанс и ушла. Жоффруа взял Алиенору за руки и коснулся губами ее пальцев. Они обменялись бесстрастным взглядом, затем он поклонился и вышел вслед за Марчизой.

Еще три ночи, пока она выздоравливала, Алиеноре снился тот самый сон, в котором она летала в теле орла. Просыпаться и обнаруживать себя в темноте палатки, а не парящей над миром, всегда бывало неприятно, но каждый раз, когда ей снился этот сон, она просыпалась сильнее и увереннее. Людовик так и не навестил ее, чтобы узнать, как она себя чувствует, хотя и передавал сообщения через Жоффруа, который посещал ежедневные советы короля.

– Король рад, что вы поправляетесь, и рад, что его ежедневные молитвы о вашем благополучии увенчались успехом, – сказал Жоффруа с отточенной бесстрастностью придворного.

Алиенора подняла брови.

– Как милостиво с его стороны. Что еще?

Он бросил на нее вопросительный взгляд.

– О вас?

Она покачала головой.

– Вряд ли я хочу услышать что-нибудь на этот счет из его уст. Я имею в виду, какие новости из Константинополя?

Уголки рта Жоффруа опустились.

– Король до сих пор ничего не получил от сеньоров, которых отправил возвестить о нашем прибытии. Посланники императора говорят, что все хорошо и наши люди готовятся нас встречать, но новостей от них так и нет. Возможно, они все мертвы.

– Мы должны все тщательно обдумать. – Алиенора зашагала по палатке. – Если мы хотим успешно справиться с греками, нужно быть такими же хитрыми, как они, и знать их уловки. Мы должны научиться у них всему, чему можем.

Жоффруа провел руками по лицу.

– Мне снятся Жансе и Тайбур. Скоро соберут урожай, и в лесах будет полно грибов. Мой сын растет, а Бургундия подарит мне внука.

– Ты еще не настолько стар, чтобы нянчить внуков! – усмехнулась она.

Морщинки в уголках его глаз стали глубже.

– Иногда мне кажется, что я древний старик, – ответил он.

Она положила руку на его рукав, и он ненадолго сжал ее своей, после чего отпустил и пошел к створкам палатки. Снаружи спешивался один из старших оруженосцев Людовика. Он поклонился Жоффруа, встал на колени перед Алиенорой и сказал:

– Король просит передать, что вернулся Эверар де Бретёй.

Алиенора и Жоффруа переглянулись. Де Бретёй был одним из баронов, которых Людовик отправил в Константинополь. Значит, он вернулся с новостями.

Жоффруа позвал свою лошадь.

– Я тоже поеду, – сказала Алиенора.

Он посмотрел на нее с сомнением.

– Вы достаточно выздоровели? Если хотите, я могу доложить вам позже.

Глаза Алиеноры вспыхнули.

– Я поеду сама и безотлагательно выслушаю все, что обсуждается на совете. – Она накинула плащ, который подала ей Марчиза, и решительно защелкнула застежку. – Не пытайтесь меня отговорить.

– Мадам, я бы не посмел. – Он придержал коня, чтобы помочь ей сесть в седло, и вырвал из земли перед ее шатром знамя с орлом, чтобы нести его в качестве герольда. – Это всегда большая честь.

Она поджала губы, кипя от гнева. Она была равной им всем, но все равно приходилось бороться за то, чтобы ее признавали и отдавали ей должное, иногда даже с Жоффруа, который был одним из лучших.

Армия растянулась на целую милю: скопление потрепанных палаток, хлипких укрытий, конных пикетов и костров для приготовления пищи. В лагере паломников женщины помешивали в котелках зерно и овощи или жевали скудные порции лепешек и козьего сыра. Одна кормила грудью новорожденного младенца, зачатого, когда у его родителей еще была крыша над головой. Если он переживет путешествие, что было маловероятно, то навсегда останется благословенным ребенком, рожденным на дороге к Гробу Господню. Некоторые женщины были беременны, зачав в дороге. Многие паломники дали обет безбрачия, но поддались искушению, а другие предпочли остаться без обета и посеять свое семя перед лицом смерти. Алиенора была рада, что Людовик дал обет безбрачия, потому что не могла вынести мысли о том, чтобы лечь с ним в постель.

Въехав в лагерь Людовика, она увидела ошарашенные взгляды его рыцарей и почувствовала проблеск удовлетворения. Сокол из ее сна парил над ней, и она чувствовала себя сильной и властной.

Людовик метался по палатке, сцепив руки за спиной, стиснув зубы от раздражения. Его командиры и советники собрались тесным кружком, с мрачными лицами. Перед ними стоял недавно вернувшийся барон Эверар де Бретёй с кубком в руке. На его левом виске красовалась свежая царапина, а под скулами темнели впалые щеки. Капеллан Людовика Одон Дейльский сидел за пюпитром и яростно писал между строк, начертанных на листе пергамента.

При появлении Жоффруа Людовик поднял глаза.

– Ты не торопился, – проворчал он. Его взгляд упал на Алиенору, и он резко вдохнул, раздувая ноздри.

– Я пришла узнать новости,