от одной из коз, которых они привезли с собой. Когда она села в седло, у нее закружилась голова, но мысль о том, чтобы ехать в телеге, была невыносима, а на лошади она чувствовала себя более уверенно.

После нападения кочевников они ехали в постоянной тревоге, озираясь по сторонам, но все вокруг мерцало в дымке летнего зноя, и на протяжении двадцати миль, которые они преодолели в тот день, путники никого не увидели. Местные жители ушли и перегнали стада подальше от грабежей наступающих французов. У дороги они видели лишь еще больше непогребенных немецких трупов, погрызенных дикими собаками и поклеванных коршунами, которые на время оставили падаль, дожидаясь, пока пройдут французские войска. Сегодня никто не хотел искать пропитание. Алиеноре в полдень удалось проглотить немного сухого хлеба, но он лег в желудке свинцовым комом и не дал сил. Они миновали небольшой городок, где выменяли несколько мешков муки, бараньего жира и яиц, которые им спустили на веревках со стен, что было лишь каплей в море от необходимого.

Алиенора крепко вцепилась в луку седла и подумала об Аквитании. Мягкий бриз в дворцовом саду в Пуатье; стремительный бег океана в Тальмоне. Крылья белого кречета. Ла Рейна. Крылья ангела. «Пресвятая Мария, я иду к тебе. Пресвятая Мария, услышь меня ради любви Господа и Иисуса, сына твоего».

К счастью, за час до захода солнца у ручья они нашли хорошее место для лагеря, и ее слуги поставили палатку. Алиенора едва не свалилась с коня, чувствуя себя слабой и жалкой. Возможно, ей предстояло умереть здесь, и ее кости тоже останутся белеть под этим палящим чужеземным солнцем.

Она легла отдохнуть в палатке, но съеденный хлеб не дал ей полежать спокойно, и ей пришлось еще раз склониться над медным тазом – извергая содержимое желудка.

– Мадам, пришел мессир де Ранкон, – объявил оруженосец снаружи.

– Пусть подождет, – вздохнула она.

Когда ее перестало рвать, она приказала Мамиле убрать миску. Однако запах остался, и ей пришлось стиснуть зубы и тяжело сглотнуть. Она услышала, как снаружи Мамиля разговаривает с Жоффруа. Мгновением позже без ее разрешения он вошел в палатку, за ним следовала смуглая молодая женщина, аккуратно одетая в простой темный халат и белую накидку, с большой походной сумкой на ремне, свисающей с плеча.

«Боже правый, он привел монашку», – подумала Алиенора, когда женщина сделала реверанс.

– Это Марчиза, – сказал Жоффруа. – Она хорошо лечит женские хвори; мне ее горячо рекомендовали – она вам поможет.

Алиенора слишком ослабела, чтобы спорить или интересоваться подробностями. Она махнула молодой женщине, приказывая подняться. Той на вид было от двадцати до тридцати лет, красивые глаза темнели под четко очерченными черными бровями. Держалась она скромно, однако изгиб ее губ выдавал готовность радоваться жизни.

– Госпожа, мессир сказал, что вы больны. – Ее голос звучал плавной музыкой. Она положила ладонь на лоб Алиеноры. – У вас сильный жар, – сказала она и повернулась к Жоффруа: – Королеве нужно остаться с женщинами.

– Тогда я вас покину. – Он задержался, и Марчиза посмотрела на него с укором. – Вылечи ее, – сказал он и вышел из палатки.

Марчиза обернулась к Алиеноре.

– Нужно охладить вашу кровь, – сказала она. – Позвольте мне. – Нежными пальцами она сняла с Алиеноры вуаль и высвободила волосы из золотой сетки. Потом велела служанкам наполнить большую медную чашу теплой водой. Достав из своей походной сумки полотняный мешочек, высыпала из него порошок, пахнущий розовыми лепестками и специями с чистой ноткой имбиря. Марчиза аккуратно расчесала волосы Алиеноры, собрала их в узел и закрепила высоко на затылке, а затем, окунув тряпочку в ароматную воду, омыла разгоряченное лицо и шею Алиеноры.

– Многие страдают в дороге, – говорила она за работой. – Вы едите и пьете то, что не следует; носите непривычную одежду; вдыхаете зловоние. – Она прищелкнула языком. – Нужно снять платье. – Она отставила миску, чтобы распустить шнуровку на платье Алиеноры и помочь ей раздеться. – Вот так, вот так.

Алиенора вяло повиновалась. Поднимать и опускать руки было невероятно тяжело. Прохлада принесла облегчение, но живот заболел сильнее. Марчиза продолжала обтирать ее и помогла ей перетерпеть еще один приступ рвоты. Когда все закончилось, она заставила Алиенору прополоскать рот отваром лакрицы и имбиря с кипяченой родниковой водой. Велела служанкам принести Алиеноре чистую сорочку взамен пропитавшейся потом и застелить постель свежими простынями.

– Мессир де Ранкон – добрый человек, – сказала Марчиза. – Он очень о вас беспокоится.

Алиенора слабо застонала. Ей хотелось лишь одного – спать. Марчиза помогла ей надеть чистую сорочку и уложила в застеленную постель, помазала виски ароматным маслом.

– А теперь, – сказала она, – нужно поспать, потом выпить отвар и снова поспать, а там будет видно.

Алиенора закрыла глаза и почувствовала на своем лбу руку целительницы, прохладную и успокаивающую. Ей снова снились Аквитания, Бордо и Белен, рев океана в Тальмоне. Пуатье и зеленые леса Лимузенской возвышенности. Она летела над ними на распростертых крыльях, как белый кречет, и перья ее были холодны, как снег. Охотничий крик птицы пронзил синий морозный воздух, и она проснулась от резкого вздоха. Какое-то мгновение она лежала, не понимая, где находится, потому что чистая холодная синева исчезла, а воздух, которым она дышала, был темным и пах пряностями. При слабом свете масляной лампы она увидела молодую женщину, растирающую травы. Когда Алиенора попыталась сесть, та отложила пестик и ступку и подошла к ней.

– Вы хорошо спали, мадам, и жар уменьшился, – сказала она, ощупав прохладными руками щеки и шею Алиеноры. – Не хотите ли пить?

Алиенора почувствовала легкость и головокружение, как будто из ее костей вынули все содержимое, оставив их полыми, как у птицы.

– Мне снилось, что я лечу, – сказала она и взяла чашку, которую протянула ей девушка, снова ощутив вкус имбиря и лакрицы. – Марчиза, – сказала она. – Я помню, как тебя зовут.

– Все верно, мадам. – Она сделала реверанс.

– А как ты оказалась в моей палатке, не иначе как по милости мессира де Ранкона? Где он тебя нашел? Как ты сюда попала?

– Меня зовут Марчиза де Жансе. Я иду со своим братом в Иерусалим, чтобы помолиться за души наших родителей.

Марчиза сложила руки на коленях.

– В молодости мой дед отправился в паломничество и осел в Антиохии, где женился на моей бабушке, христианке. Она родила ему дочь, а та, в свою очередь, вышла замуж за моего отца, который совершал паломничество в Иерусалим. Он привез ее с собой в Жансе, и там они прожили всю жизнь. Теперь они оба умерли, и мы с братом едем, чтобы помолиться