Нилир говорил уверенно, а дружинники согласно кивали на каждой его фразе, и я против воли преисполнился благодарностью к нему. Я и сам не подозревал, что так нуждаюсь в поддержке кого-то близкого и весомого, кого-то, кто так же желает Холмолесскому благополучия, как я сам. После горячей речи мне хотелось встать и обнять его, но отчего-то я не хотел проявлять чувства перед дружиной.

– Нилир, – прохрипел я. – Спасибо тебе. За все слова. Мне этого не хватало.

Нилир взлохматил пятернёй кудри и пожал плечами, явно смущённый моей благодарностью.

Наплевав на свои предрассудки, я поднялся, шагнул к Нилиру и заключил воеводу в крепкие объятия. Он опешил, но спохватился и обнял меня в ответ, неловко похлопывая по спине. Через его плечо я видел дружинников и радовался, отметив на их лицах не насмешки, а тихую решимость делать всё, что велим им мы с Нилиром.

Падальщица

Князь сам попросил меня отправить письмо Раве. И я отправила. Даже два.

Первое написала так, как понравилось бы князю, если бы он решил проверить гонца. Зато второе отдала мальчишке-воробью, которого подловила в тереме, и приплатила сверху, чтобы он не рассказывал о письме. В одной из деревень я учуяла знакомый запах – степняки курили фейдер. Помимо письма я попросила мальчишку раздобыть мне этой травы.

Мне подвернулась восхитительная возможность, которую я не могла упустить.

Князь

Мы поставили переговорный шатёр между Дуберком и Горвенем. Нилир сам составлял письмо для Алдара, побоявшись, что я напишу слишком резко и злобно, что тхен почувствует, как больно ранил меня, и воспользуется слабостью, уколов ещё сильнее. Я не знал, что написал Нилир: доверился воеводе полностью. Знал только, что Нилир не спрашивал, а утверждал: назначил переговоры в определённый день и в определённом месте, а если бы тхен не явился, мы могли бы посчитать это объявлением войны.

С самого утра я был на взводе. Нилир настоял на том, чтобы я надел под кафтан кольчугу и не пренебрегал оружием. Он сам отобрал нам в свиту лучших бойцов из дружины и снял часть стрельцов с застав. Я сходил с ума от тревоги, дико тосковал по Огарьку и мучился от своих царапающих болей в груди. Что-то рвалось из меня, стремилось прорасти наружу, и это что-то, я подозревал, было связано с моей нечистецкой кровью.

Наконец, мы прибыли на место. Я порадовался, как ловко Нилир его выбрал – шатёр стоял на холме, и мы издалека бы увидели приближающихся степняков. А стрельцы, в свою очередь, могли бы запросто снять их стрелами, если бы что-то пошло не так.

– Он придёт, – успокоил меня Нилир. Мы стояли на вершине холма: я – на Рудо, Нилир – на тонконогом коне. К полудню мороз смягчился, снег влажно мерцал на солнце, и наши плащи трепал сырой ветер.

– Пусть только посмеет не явиться, – процедил я сквозь зубы, с трудом справляясь с волнением.

И Нилир оказался прав. Мы прождали не так уж долго, прежде чем вдали показался отряд. Степняки скакали верхом и катили телегу – зачем? Что в ней? Я терпеливо ждал, но знал, что вот-вот могу взорваться. Если б не Нилир, я бы понёсся им навстречу, лишь бы ускорить переговоры.

Наконец, степняки приблизились, и я различил впереди Алдара. За ним скакал его старший сын. Алдар натянул поводья, и его палевый конь встал на дыбы, резко останавливаясь. Тхен улыбнулся, глядя на меня.

– Здравствуй, князь. Вижу, ты получил моё послание. Что за шатёр? Неужели ты думаешь, что я стану заседать под душным пологом в такой погожий день? Мне надоели шатры, князь. Если хочешь говорить – говори так.

Нилир встрепенулся и не дал мне ответить первым:

– Нет уж, тхен. Тут никто не станет плясать под твою дудку. Ты пойдёшь в шатёр и переговоришь с князем Лерисом Гархом, как он того хочет. Пока что ты на его землях, не забывай.

Я вскинул руку, предостерегая Нилира. Ноздри Алдара гневно раздувались.

– Что же, твой князь так разобижен, что даже не может сам говорить?

– Может, – рыкнул я. – Не ёрзай ужом. Ты нас ужалил ни за что, так что будь добр, пройди в шатёр. Поговорим на равных, забыв обиды и хитрости. Если тебя не устроило что-то в нашем уговоре, ты мог бы сказать это прямо, а не отбирать у меня сокола.

– Сокола или любовника? – нагло спросил Алдар.

Если бы не рука Нилира, тут же стиснувшая моё плечо, я бы кинулся на Алдара. Гнев застлал мой разум, и я готов был отдать стрельцам приказ спустить тетивы.

– Меня очень не устроило, как ты говоришь, кое-что, – продолжил Алдар, не скрывая удовольствия от того, какое действие возымели на меня его дерзкие слова. – Нападение на моих людей.

Сперва я не понял, о каком нападении он толкует, но быстро вспомнил грабителей-степняков в Топоричке. Я не бывал в городке с тех пор, но слышал, что тела воров действительно висят у Тракта с провалами вместо глаз.

– Твои люди грабили моих людей. У нас не принято так. Хочешь привилегий и выгоды – научи своих солдат вести себя подобающе.

– Поздно учить тех несчастных. Ты уже научил их. Ну а я… приготовил тебе подарок, князь.

Алдар свистнул степнякам, что сидели в телеге. Они быстро подскочили, схватили какой-то куль и спустили на землю. Я настороженно наблюдал.

Они поставили куль – я понял, что это был человек, спрятанный в мешок. В груди у меня заворочалось нехорошее предчувствие.

– Пусть опустят луки, – попросил Алдар. – Если я не вернусь с этой встречи, мои люди отправят весть царю, и тогда Царство получит союзников в виде моих войск. Княжествам придёт конец.

Под его холодные слова степняки содрали мешок с головы человека. У меня потемнело перед глазами, а сердце обратилось ледяной глыбой.

Перед телегой стоял Огарёк. Но вместо глаз у него были страшные раны с оплавленными краями. Его глаза выжгли, оставив пустые оправы глазниц.

Алдар развернул коня и дал своим людям знак возвращаться. Рудо хватило двух прыжков, чтобы подлететь к Огарьку, я спешился и стиснул сокола в объятиях. Огарёк бессильно обмяк в моих руках. Моим глазам стало горячо, а во рту – сухо. Я не мог смотреть в его обезображенное лицо, просто не мог.

– Стрельцы! – крикнул я. – Спускайте!

Со свистом полетели стрелы, но Алдар и его степняки были уже слишком далеко. Копыта их коней расчерчивали снег слякотными бороздами.

Ко мне подбежал Нилир с дружиной, но я не слышал, что они говорили. Я слушал только сбивчивое дыхание Огарька, а разум мой пылал, варясь в одном яростном желании: не просто убить Алдара, а уничтожить весь его род.

Падальщица

Дверь в мою светлицу открылась во время, слишком раннее для ужина. На пороге стоял коренастый мужчина с кудрявой рыжей шевелюрой. Из-за цвета волос и багряного кафтана мне сперва показалось, что ко мне заглянуло пламя.

– Прошу прощения, госпожа… – Дружинник, казалось, смущался, и выглядел при этом нелепо. Я готова была расцеловать его за то, что он прервал моё одиночество.