Ссылка в деревню

Когда Пушкин получил чин камер-юнкера, перед его семьёй открылись двери Аничкова. Наталья Николаевна даже и не думала скрывать своих чувств по этому поводу. Н.О. Пушкина сообщила приятельнице в письме от 4 января 1834 г.: «…Александр назначен камер-юнкером, Натали в восторге, потому что это даёт ей доступ ко двору. Пока она всякий день где-нибудь пляшет»752. В письме от 12 января мать поэта написала дочери, что Пушкин стал камер-юнкером к большому удовольствию Натали, но сам он «весьма озадачен, этот год ему хотелось поберечь средства и уехать в деревню»753. Слова матери выдают истинную причину озадаченности Александра. 26 января Надежда Осиповна вновь вернулась к той же теме. Она писала: «И вот наш Александр превратился в камер-юнкера, никогда того не думав; он, которому хотелось на несколько месяцев уехать с женой в деревню в надежде сберечь средства, видит себя вовлечённым в расходы»754. Царская милость грозила разрушить все планы Пушкина. Она сулила новые обременительные расходы, в то время как долги семьи безудержно росли. В январе 1834 г. Пушкин не только помышлял об отъезде в деревню, но и готовился к переезду. Был назначен конкретный срок отъезда. 3 марта Надежда Осиповна подчёркивала, что её невестка через две недели, т. е. 17 марта, «едет в деревню к матери, где думает остаться шесть месяцев»755.

Пушкин предполагал выехать из столицы раньше жены. 13 февраля 1834 г. Надежда Осиповна сообщала дочери: «Александр на отъезде, а в первых днях первой недели Поста собирается и Натали, она навестит в деревне своих родителей и останется там до Августа»756. Немедленный отъезд в деревню – так Пушкин намерен был отреагировать на непрошенную милость двора – навязанное камер-юнкерство.

Тягостное чувство не покидало Пушкина с начала года. 13 февраля 1834 г. его мать писала: «Александра сделали камер-юнкером, не спросив на то его согласия, это была нечаянность, от которой он не может опомниться. Никогда он того не желал»757.

В воскресенье 14 января 1834 г. жена Пушкина представлялась императорской семье. «Представление Натали ко двору, – писала Надежда Осиповна, – огромный имело успех, только о ней и говорят… говорят, на балу в Аничковом она была прелестна»758. Пушкин не счёл необходимым упомянуть об этом эпизоде на страницах дневника. Может быть, жена ездила во дворец одна?

17 января 1834 г. Пушкин сделал помету в дневнике о блистательном бале у графа Бобринского. Вскоре же Надежда Осиповна описала бал в письме к дочери: «…на балу у Бобринского Император танцевал с нею (Наташей. – Р.С.) Французскую кадриль и за ужином сидел возле неё»759. Танцевальная карьера красавицы достигла высшей точки.

23 января Пушкин записал в дневник: «В прошедший вторник зван я был в Аничков»760. Визит не удался. Александр Сергеевич оставил жену во дворце, а сам отправился на вечер к С.В. Салтыкову. Пушкин совершил величайшую бестактность. Будучи принят в привилегированное «аничковское общество», он пренебрёг этикетом. Ему надо было доказать, что он, будучи пожалован в придворные, не собирается жертвовать своей независимостью.

Пушкин не лишил жену возможности танцевать с царём. Но приличия были нарушены, и Николай I выразил неудовольствие поведением поэта, сказав нескольким лицам: «Он мог бы дать себе труд съездить надеть фрак и возвратиться. Попеняйте ему». Благожелательница Александра Сергеевича графиня Бобринская попыталась исправить впечатление, сказав, что у нового камер-юнкера не были нашиты пуговицы. 23 января монарх обратился к Натали с нелюбезным замечанием: «Из-за башмаков или из-за пуговиц ваш муж не явился последний раз?»761 О дерзости Пушкина говорил весь Петербург.

По свидетельству М. Корфа, в Аничковом Николай I имел обыкновение провожать масленицу: «На прощании с нею в folle journée (безумный день) завтракали, плясали, обедали, и потом опять плясали»762.

За три года Наталья успела родить двух детей, что не могло не сказаться на её здоровье. В ноябре 1833 г. свекор видел её и записал: «…Натали похудела необычайно, настолько, что это меня тревожит»763. Зимой 1833 г. Пушкина была вновь в положении, но даже близкие не знали об этом. 13 февраля свекровь писала по поводу жены Александра: «Его жена теперь на всех балах, она была в Аничковом. Она много танцует, к счастью для себя не будучи брюхатой»764. Из последующих писем следует, что беременность Наталии была предметом спора в семье. Будучи женщиной опытной, свекровь предупреждала невестку, что она тяжела. Но тётка Загряжская отвела подозрения, а в результате Наталья «прыгала всю зиму и, наконец, всю масленую, будучи два месяца брюхата»765. Последний день масленицы – 4 марта 1834 г., начавшийся для красавицы триумфом, закончился большой бедой. «На масленице, – сообщил Пушкин Нащокину, – танцовали уже два раза в день… Жена во дворце. Вдруг, смотрю, – с нею делается дурно – я увожу её, и она, приехав домой, выкидывает»766. Мать Пушкина описала эпизод более подробно. «В воскресенье вечером на последнем балу при дворе Натали сделалось дурно после двух туров Мазурки; едва успела она удалиться в уборную Императрицы, как почувствовала боли такие сильные, что, воротившись домой, выкинула»767.

На ближайшей аудиенции во дворце в начале апреля 1834 г. императрица подошла к Пушкину со словами: «Как поживает ваша жена? Её тётка в нетерпении увидеть её в добром здравии…»768 Из-за выкидыша Пушкина надолго слегла в постель. Императрица пожелала ей выздоровления в соответствующей придворному этикету форме. Во дворце никто не видел в случившемся ничего, порочащего Пушкина. Но молва не щадила поэта. Что бы ни произошло в его семье, всё тотчас становилось предметом пересудов и кривотолков. Несчастье породило клевету. Отец поэта С.Л. Пушкин писал дочери осенью 1834 г.: «…сплетни, постоянно распускаемые насчёт Александра, мне тошно слышать. – Знаешь ты, когда Натали выкинула, сказали, будто это следствие его побоев. Наконец, сколько молодых женщин уезжают к родителям провести 2 или 3 месяца в деревне»769. Рассуждение отца кажется бессвязным: говорят, будто Пушкин поколотил жену, но мало ли молодых женщин уезжает в деревню к родителям?.. Но фраза всё же не лишена логики: многие молодые женщины (и Натали в их числе) уезжают в деревню по своей охоте, без побоев от мужа. Иначе говоря – отъезд вовсе не означает побоев.

Всего более поэта удручало то, что клевету распускали не враги, не светская чернь, а знакомые и близкие.

В том, что случилось с Пушкиной, более всех других повинна была она сама. За день до выкидыша,