добыла ее еще до того, как спросила меня. — Эйра повторила все то, что говорила себе. Было странно, что, несмотря на то, что она сражалась со Столпами до победного конца, несмотря на то, что убила Ферро на глазах у мужчин и женщин со всего мира, эта смерть запала ей в душу… вероятно, потому, что речь шла вовсе не о мужчине, а о том, что значило действовать от имени Аделы. Еще один шаг в мир, в котором она все еще выясняла свое положение. — На самом деле, это не зависело ни от кого из нас. Обстоятельства сложились так, как сложились. Что есть, то есть.

— Все же…

— Варрен, — перебила его Эйра. Ей была даже ненавистна мысль быть жесткой с ним, когда ему было так плохо. Но ей также было нужно, чтобы он понял, что ему не о чем беспокоиться. Поэтому Эйра подняла руку, останавливая его.

— Мы все совершали поступки, чтобы выжить, которыми не гордимся… поступки, которые преследуют нас. Не дай призракам победить.

— Спасибо, что ты это сказала. — Он все еще казался немного неубежденным.

Она осмелилась положить руку ему на плечо. Она не была особо близка с Варреном и не хотела переступать границы.

— Я не просто так говорю, все это правда. Я понимаю, как вина и сомнения могут заставить тебя несправедливо обвинять себя… заставить тебя пересмотреть каждое действие, потому что так легко подумать, что ты мог бы сделать, имея роскошь оглянуться назад. Но, пожалуйста, поверь мне, когда я говорю, что тебе не за что чувствовать себя виноватым. Со мной все в порядке, Каллен… — Она фыркнула. — Он крепко спит в своем гамаке. Все хорошо.

Он кивнул и снова посмотрел на море. Эйра позволила своей руке соскользнуть.

— Если бы роли поменялись местами, он поступил бы с нами так же или хуже.

— Столько же я узнала о Карсовии, — пробормотала Эйра.

— Прошло много лет с тех пор, как я покинул империю, но кошмары до сих пор не дают мне уснуть по ночам. — Он тихо усмехнулся. — Они живут в моей голове и никогда не оставляют меня в покое, до такой степени, что я практически дал им имена. Я узнаю их по движению в уголках глаз или по звуку скрипящей половицы. И можно подумать, что после того, как я так хорошо знаю их, долго принимаю их присутствие, они больше не должны беспокоить меня…

— И все же они по-прежнему преследуют тебя так же сильно, как и всегда, — закончила Эйра.

Варрен взглянул на нее.

— Столпы?

Она кивнула.

— Я живу со своими собственными кошмарами. Нравится мне это или нет, они тоже всегда будут частью меня. Смеющиеся глаза Ферро. Звук голоса Ульварта. Ощущение того, как его подхалимы выбивают из меня сознание, навсегда отпечаталось на моей коже. — Даже сейчас, когда она это сказала, ощущались фантомные удары.

— Как часто это не дает тебе уснуть?

— Теперь только иногда, — сказала Эйра с ноткой облегчения. — Я пытаюсь признать, что Ульварт — часть меня, не давая ему брать вверх надо мной. С переменным успехом.

— Звучит знакомо. — Варрен грустно усмехнулся. — Но я не думаю, что добился такого успеха, как ты… В тот момент, когда я увидел лютенца, меня всего затрясло. Все, чего я хотел, это увидеть его мертвым. Или еще хуже.

— Что они с тобой сделали? — Любопытство побудило ее спросить, прежде чем она успела передумать. Она поспешно добавила: — Ты не обязан рассказывать мне, если не хочешь. — Ранее он очень подробно рассказал им о рудниках и империи. Но тогда Эйра заметила, насколько отстраненным все это казалось. Как он тщательно избегал всего личного.

— Я знаю, но часть меня чувствует, что я в долгу перед тобой за то, что ты помогла нам обрести безопасность и пыталась вернуть нас в Квинт. — Он пожал плечами.

— Ты мне ничего не должен.

— Прекрасно, но часть меня хочет рассказать тебе. — Он посмотрел в ее сторону. Эйра кивнула и промолчала, позволив ему говорить без перерыва. — Я родился в Карсовии, в маленькой деревушке недалеко от Квинта. Хотя я почти ничего не знал об этих двух народах. Честно говоря, я прожил большую часть своей жизни, даже толком не понимая, что значит быть частью империи.

— Мы слыли рыбаками, но в основном это было добыванием пищи для нас самих. Настоящим сокровищем в городе были жемчужины. Ныряльщики владели особой магией рун, которая давала возможность нырять достаточно глубоко, чтобы собирать редких моллюсков с шипами и с золотыми жемчужинами.

— Звучит красиво. — Эйра вспомнила драгоценности, которые Солярис надевала на церемонии открытия. Демонстрация силы приобретала другое значение в контексте того, что Карсовия имеет собственную крупную торговлю драгоценными камнями и металлами.

— Так и есть. Некоторые были размером с твой глаз. — Он улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз, став лишь тенью давно ушедшей радости. — Но все это отбирали королевские рыцари. Они приходили дважды в год, требуя свою долю… у нас почти ничего не оставалось, чтобы продать и получить доход.

— Что рыцари делали с ними?

— Я слышал, что императрица, намазанная изысканными маслами и благовониями, принимала ванны с жемчугом, наполняя им бассейн размером с небольшой дом.

Эйра попыталась представить это. Удавалось с трудом. Даже позолоченные шпили Соляриса не шли ни в какое сравнение с таким уровнем богатства.

— Я никогда не думал, что это справедливо, даже когда был мальчиком, — продолжил Варрен. — Но я видел, как старейшины деревни вели себя с этими рыцарями, когда они приходили в наш город… как вели себя мои родители. Я знал, что лучше молчать. Однажды мой друг воспротивился этому. Солдаты заставили родителей избить его.

У Эйры отвисла челюсть.

Варрен горько рассмеялся.

— Твое лицо выглядит так, как, думается, выглядело у меня, когда я понял, происходит. — Он взял ее пальцами за подбородок, слегка надавив на челюсть. — «Сохраняй уважительное выражение лица», — говорила мне мама. Позже она объяснила, что родители всегда ратовали за побои, потому что по сравнению с действиями рыцарей, это было слабое наказание. Так было мягкосердечнее.

Такая жизнь была настолько далека от того, что Эйра когда-либо знала, что у нее скрутило живот. На ум пришли ее собственные родители. Несмотря на все их недостатки, они никогда бы не стали причинять ей вред. Императорская семья Соляриса никогда не принуждала родителей поступать так со своими детьми просто за то, что они высказывали свое мнение… или задавали вопрос.

Ладно, противостояние Солярису среди населения сейчас было редкостью. Запретов не было, просто было непопулярно. Она не могла