младенчестве схоронила, а другого Господь не дал. Так всю жизнь для мужа своего и старалась. Он у неё был из гордецов, всё кичился знатными предками, переживал, что на нём род закончится. Да ты, поди, знаешь обо всём?

— Литвинская ветвь, — пробормотала Маша.

— Да, верно, по фамилии мужа Евдокия была Литвинской. Как только муж умер, она сюда вернулась, к матери. Досмотрела её и похоронила. Оглянулась — одна-одинёшенька, вот и пришла к нам, в семью сестринскую. Домик родительский продала и всё на благо монастыря отдала. — Игуменья посмотрела на Машу. — А ты что-то передать ей хотела?

— Да, увидеться и поблагодарить думала. А как же теперь быть?

— Благодарность свою монастырю можешь пожертвовать. Будем денно и нощно молиться за здравие рабы Божьей… — Игуменья вопросительно посмотрела на Машу.

— Марии, — рассеянно ответила та, размышляя, что делать дальше.

— Значит, Марии. Детки, муж есть?

— Нет… То есть, муж есть. — Маша снова покраснела.

— Ясно, — констатировала монахиня. — Хорошо хоть муж есть, а с детками не затягивай. Реквизиты монастыря дать или на сайте посмотришь?

— Посмотрю на сайте.

— Вот и хорошо, благослови тебя Господи.

Матушка Руфина перекрестила Машу и собралась уходить, но та решительно схватила её за рукав.

— Подождите! Мне бы хотелось сохранить о Раисе… то есть, о сестре Евдокии, память. Может, что-то осталось из её вещей? Какие-нибудь безделушки?

— Монахиням не до безделушек, — строго ответила игуменья. — Они напоминают о тщете мирской суеты и вводят в соблазн. Да не расстраивайся так, — смягчила она тон, заметив Машино разочарование. — Ну какие вещи могли остаться через пять лет? Все между сестричками разошлись да уж и сносились давно. Ничего нет.

— Очень жаль, — вздохнула Маша. — Ладно, спасибо вам большое. Я пойду.

Она ещё раз окинула взглядом монастырский двор и направилась к воротам.

— Хотя, нет! Постой! — окликнула её игуменья. — Кое-что из вещей Евдокии должно быть у отца Леонида.

— У отца Леонида? — Маша обернулась.

— Да, священника из церкви Архангела Михаила, что в Кобыльем Городище.

— Где? — удивилась женщина.

— В Кобыльем Городище. Неужто не слыхала? Это недалеко от Самолвы. Что? Тоже не знаешь?

— Извините, я не местная, — Маша виновато пожала плечами.

— Да причём тут местная или не местная! — всплеснула руками игуменья. — Названия-то знаменитые на всю Россию-матушку! Это ж прям на берегу Чудского озера, где Александр Невский разгромил немецких рыцарей.

— Правда? — Маша поразилась совпадению, вспомнив упоминания озера в письме фон Мирбаха. — Я и не знала.

— Вот теперь знать будешь. Сестра Евдокия сильно сдружилась с отцом Леонидом, когда обитель восстанавливали. Он тогда часто сюда приезжал, помогал, как и все. Отец Леонид хоть и в сыновья по возрасту ей годился, но стал её духовным отцом. Хороший батюшка, ко всякой душе ключик подобрать умеет. И в монахини Евдокия пошла по его благословению. Как слегла перед самой своей кончиной, батюшку звала, чтоб причастил и соборовал. Вот ему она оставила крест свой нательный, Псалтырь и Евангелие. Может, ещё чего — не помню. Хочешь — съезди к нему. Это недалеко за Псковом.

— Пожалуй, мы с мужем так и сделаем, — кивнула Маша. — А как мы его найдём?

— Если в церкви не застанете — езжайте в Самолву. Он там живёт. Любой встречный дом укажет. Поклон от игуменьи Руфины передайте.

— Хорошо, спасибо!

Маша махнула на прощанье и вышла за ворота. Готтлиб дожидался её, сидя на берегу речки на траве.

— Ну как? Встретилась? — Он поднялся Маше навстречу.

— Нет, — покачала она головой. — Раиса Макаровна, она же сестра Евдокия, умерла пять лет назад.

— И что теперь делать? — задумался Готтлиб.

— Садиться в машину и ехать в Кобылье Городище к отцу Леониду!

— Кобылье Городище? — Рыцарь нахмурился. — Странное название. Город, в котором живут лошади?

— Нет, не угадал! — рассмеялась Маша. — Место, недалеко от которого Александр Невский разгромил тевтонских рыцарей!

— Вот как? А нам туда зачем?

— Садись! — Маша приглашающе махнула рукой. — По дороге расскажу.

Глава 13

Третий ключ

— Кажется, нам сюда. — Маша повернула направо с основной дороги, не доехав примерно пару километров до Самолвы. — Игуменья советовала сначала в церковь Архангела Михаила заехать. Места-то какие живописные, болотистые! — Она окинула взглядом высокие тростниковые заросли, кое-где разбавленные группами густых кустарников.

— Если бы ещё дорога нормальная была, а не просто широкая утоптанная тропа, — проворчал Готтлиб.

— Да вы разбаловались за время путешествия по двадцать первому веку, господин рыцарь. У вас, в девятнадцатом, дороги не намного лучше этой, разве не так?

— Так, — вздохнул Готтлиб, — но к хорошему быстро привыкаешь.

— Скажи спасибо, что в машине едем, а не пешком сквозь болото продираемся. Хотя тут и пройтись не грех, воздухом подышать — километра полтора всего. А вот, кажется, и въезд в деревню. — Маша остановила автомобиль перед большим бронзовым крестом, установленным на каменном трапециевидном постаменте. — Поклонный крест в честь первого упоминания Кобыльего Городища в летописях шестьсот лет назад, — прочитала она. — Ого! Деревенька-то весьма почтительного возраста. Интересно, она всегда такой крохотной была или со временем уменьшилась?

— Зато посмотри, какая тут церковь! — воскликнул Готтлиб, указывая на храм с куполами небесного цвета.

— К ней-то нам и надо.

Маша направила машину к церкви и остановилась возле запертых ворот. Маленькая калитка оказалась открытой, и мужчина с женщиной вошли в церковный двор.

— Необыкновенное строение! — заметил Готтлиб, в восхищении рассматривая храм — старое, но крепкое здание с белыми потемневшими стенами, местами — с обвалившейся штукатуркой. Над главным входом возвышалась колокольня, а за ней — купол храма, напоминающий пасхальный кулич, покрытый синей глазурью с серебристыми звёздами. — Маша! Это же настоящая жемчужина на берегу озера посреди степи и болот!

— Про жемчужину вы верно заметили! — Позади них прозвучал громкий раскатистый голос. — Только и болота эти особенные, памятные, а не просто осока с камышами. Тут благоверный князь Александр Невский дал отпор немецким рыцарям, вознамерившимся принести веру латинян на земли православной Руси.

Маша с Готтлибом обернулись — из-за угла вышел полный мужчина лет шестидесяти,