Шрифт:
Закладка:
— Прости-ить, — с непередаваемыми интонациями протянул Стоян, обведя их взглядом. Прищурился и кивнул. — А что? И прощу. Виру возьму и прощу. Коли сейчас вслед за десятником моим клятву на камне принесёте о том, что дурного для меня и крепости в своей болтовне не затевали и крамолу на власть государеву в сём остроге возводить и не думали! Кровью и Светом. Ну?
За тем, как незадачливые бородачи приносят клятву перед памятным камнем, толпа наблюдала, затаив дыхание. Я же потихоньку отошёл назад и скрылся за булыжником, уж больно тесно стало рядом с ним. Отошёл и, привалившись спиной к неожиданно тёплому булыжнику, с наслаждением потянулся. Судя по тому, что из-за камня не раздаются крики корчащихся от боли клятвопреступников, бородачи и в самом деле болтали не со зла, а по пьяной дури. Хм, а Буривой удивил, да. Никак не ожидал, что этот вечно смурной десятник выдаст эдакое коленце. Да и для Стояна, кажется, выходка его подчинённого стала сюрпризом. Неприятным… Но, как бы то ни было, спектакль почти окончен, осталось поставить в нём незамысловатую точку и можно будет расслабиться. По крайней мере, я на это надеюсь.
Вот интересно, если была возможность принести действующую клятву на памятном камне без характерника, то почему полусотник так настаивал на моём участии в этом процессе? Нет, положим, провести соответствующий ритуал по покону мне несложно, благо покойный Мирослав в общих чертах объяснил принцип взаимодействия характерников с памятными камнями, да и сложную вязь, покрывающую этот булыжник, я понимаю очень неплохо, что тоже положительно сказывается на возможностях работы с ним. Но… всё же, зачем было нужно тащить меня в Медовый зал, если, как показала практика, на деле можно обойтись без таких сложностей вовсе?
— Ерофей, наше представлением с клятвой окрестных жителей на сегодня отменяем, — донёсся до меня шёпот полусотника, вынырнувшего вдруг из-за памятного камня. — Сам видишь, сейчас не время. Не до того людям, да и… эх, Буривой! Что ж он так не вовремя вылез со своим заступничеством-то?
— Ладно, я понял тебя, Стоян Смеянович, — вздохнул я в ответ, признавая правоту хозяина острога. С неожиданным выступлением Рудого, наши планы пошли… не прахом, нет. Но вывернуть сейчас на нужную дорожку стало довольно сложно и совсем не факт, что получилось бы сделать это достаточно естественно, что для наших целей весьма и весьма важно.
— Вот и добре, — кивнул полусотник с облегчённым вздохом. Он уж было нацелился выйти из-за камня к своим людям, но тут из-за занавеси, отделявшей Медовый зал от «кабинета» покойного Мирослава, вывернулся Радим. Увидев стоящего в двух шагах от него полусотника, мальчишка широко улыбнулся.
— Сделали, господине, — радостно проговорил он.
— Сколько? — прищурился Стоян, замерев на полушаге.
— Двое. На твоём подворье уже, — отозвался тот с энтузиазмом.
— Молодцы, недоросли. Ай, молодцы, — расплылся в совсем недоброй улыбке полусотник и, потрепав Радима по и без того растрёпанной макушке, исчез за камнем. Паренёк же довольно потёр ладони и… вновь скрылся за занавесью. Получилось, значит. Что ж, тогда, может статься, нам и приведение к клятве «гостящих» в остроге окрестных жителей не понадобится!
Пока я крутил в голове эти мысли, довольный как слон Стоян Смеянович закончил своё представление, судилище завершилось, а гомонящий народ потянулся прочь из Медового зала. И первыми, понятное дело, были бородачи, подхваченные своими облегчённо выдохнувшими родственниками, искренне радующимися тому, как обернулось дело. Ну а что? Имеют право. В конце концов, кормильцы их живы-здоровы, не казнены ни властью, ни поконом. Более того, прощены, а значит, и нависшая над их семьями угроза лишения стрелецкой защиты болтунов миновала. Как ни крути, легко отделались. Ну, вира, да… кубышки им растрясти придётся, и основательно. Но то всё же деньги, а не жизнь. Их и заново скопить можно.
— Любим со сборным отрядом отправился в Усолье к Миряну. Будут готовить острог к обороне от находников, — бурчал Рудый, на ходу рассказывая Стояну о принятых в его отсутствие решениях. — Советовались мы с полусотниками, решили, что Поклест в случае надобности сможет свой острог сам оборонить.
— Как это «сам»? — неприятно удивился Хлябя. — Вы что же, без помощи решили его оставить⁈
— Как можно, Стоян Смеянович? — возмутился Буривой. — Мы о такой подлости и думать не думали. Поклест Бранович сам предложил сначала сбить лагерь тех находников, что на Усолье нацелились. Для того и Любима к Серому сговорились отправить. Почитай, два десятка воев Усатый в Усольский острог повёл, чтоб вместе с Миряном Звановичем и его большой полусотней самов побить. А уж оттуда скорым ходом они всем отрядом отправятся к Верть-Бийску на подмогу Чёрному. Острог-то у него крепче наших, и с наскоку его находники взять никак не смогут. А там и наши стрельцы подоспеют, ударят всей силой, от самов только клочки полетят!
— Ясно, — хмуро кивнул полусотник, явно недовольный тем, что такие важные дела прошли мимо него.
— Это, Стоян… — неожиданно тихо обратился к командиру Рудый. Так тихо, что я, идущий следом за ними в каких-то трёх шагах, едва расслышал бубнёж десятника. — А как так с тобой вышло-то, а?
— Да вот так, Буривой, вот так, — развёл руками полусотник. — Не было на мне никакой вины, кроме нарушения покона перед гостем. А он мне сей проступок простил, поскольку видел, что покон я нарушил не со зла, а лишь по наущению набольших наших людей. Тебя да Любима, да гостей наших, Миряна с Поклестом.
— Так, это… — нахмурился Рудый. — Мы ж тоже не со зла! Убийство это, а… Коли бы твой гость решил сбежать? Нам тогда в смерти Мирослава и вовсе было бы никак не разобраться!
— С чего бы это? — фыркнул Стоян. — Ежели мои гости были бы виновны в смерти Мирослава, их самих ныне к похоронам готовили. Или думаешь, кара покона их не коснулась бы?
— Но… погоди-погоди! — Буривой насупился ещё больше. — Чтоб простить, Ерофей должен был бы сам перед тобой предстать…
— Так и было, — усмехнулся полусотник. — Неонила уже было готовить меня к отходу начала, когда купцов сын к нам в дом вошёл. А там и получаса не минуло, как я перед ним за действия свои неправедные