Он продолжает болтать о карнавале, но я даже не пытаюсь слушать. Это не более чем размышления о том, сколько кисок или членов он получит к концу вечера.

Несколько парней на другом конце комнаты жалуются, что сегодня пришлось играть на запасном поле. Некоторые жалуются, что их не забрали с тренировки, так как у них и так все болит. Мда. Эти ублюдки даже не представляют, как им повезло. Я мог бы нас всех с землей сравнять.

Одевшись, натягиваю кроссовки и толстовку с капюшоном. Сегодня было тепло, но, поскольку вечером я буду купаться в бочке, понадобится толстовка. Воду в бочке лучше бы подогреть, иначе я убью Себастьяна после окончания смены.

Ли смотрит на меня, наклонив голову.

— Чувак, что случилось? Серьезно?

Когда я не отвечаю, он подходит ближе и понижает голос.

— Ты кажешься немного напряженным.

На кончике языка вертится все выложить, но я не делаю этого. Это ничего не изменит. Разговоры о проблемах не решат их. Это просто поможет вам лучше осознать их, и поверьте мне, я осознаю все свои проблемы.

— Не беспокойся об этом.

Я напрягаюсь еще больше, когда пересекаю поле под музыку, гремящую в округе. Это раздражает, но, черт возьми, мне лучше к этому привыкнуть.

Оглядываю толпу, надеясь увидеть ее, мою тихоню, но не вижу ни растрепанных пучков, ни одежды слишком большого размера. Здесь одни чирлидеры и баскетболисты. Я не должен удивляться. Не скажу, что карнавал ее место. Раздеваюсь до трусов. Черт, как холодно. Клянусь богом, если заболею пневмонией на этом мероприятии, то кого-нибудь убью. Несколько прохожих окликают меня, но я их игнорирую.

Себастьян приветствует меня с планшетом в руке.

— Ты опоздал на одну минуту.

— Спроси, не насрать ли мне? — показываю ему средний палец и взбираюсь по короткой лестнице, плюхаясь задницей на маленькую металлическую скамеечку, нависающую над бочкой с водой. — Надеюсь, она будет чертовски теплой.

— Не-а. Я позаботился о том, чтобы вода была ледяной. Все для тебя, принцесса. — Себастьян смеется, как последний засранец, каким он и является, а я стискиваю зубы, готовясь к худшему, когда касаюсь ногами воды. Но вместо ледяных уколов боли меня встречает тепло. Ему чертовски повезло.

Как только люди замечают меня у бочки, начинают подходить. Себастьян забирает у них деньги и вручает мяч. Промах. Промах. Промах. Я спокойно сижу там, не произнося ни слова, пока Себастьян делает всю работу. Люди приходят и уходят. Некоторые футболисты рискуют окунуть меня в воду. Без сомнения, из-за жестокой тренировки, но ни у кого это не получается. Я изо всех сил стараюсь не оглядывать толпу в поисках ее, но это невозможно. Она завладела моими мыслями во многих отношениях, и мне не нравится, насколько слабым это меня делает. Время течет медленно. Раздается еще больше свиста, и несколько чирлидерш пытаются попасть по мишени одним из самых больших мячей.

Себастьян великодушно позволяет им немного продвинуться вперед, но никто из них так и не отправляет меня в воду.

— Как долго я должен это делать? — спрашиваю я, зная, что нахожусь здесь уже по меньшей мере час. В ответ он подходит и бросает мяч в мишень, попадая в цель достаточно сильно, чтобы скамейка под моей задницей подломилась. Я падаю в теплую воду и через секунду выныриваю обратно, отплевываясь и откидывая волосы назад.

Теперь, когда кто-то наконец-то окунул меня в воду, образовывается толпа. Люди приветствуют его, и Себастьян велит всем выстроиться в одну шеренгу и собирает деньги, пока они ждут. Вокруг меня смех и радость, но я не могу заставить себя улыбнуться. Еще пара человек окунают меня в воду. Девушка и один из бейсболистов. Вода теплая, и я не возражаю, потому что каждое погружение согревает меня, прогоняя с кожи озноб.

Меня окружают другие игры, звуки музыки и звон колокольчиков. Запах яблок в карамели и попкорна наполняет ноздри. Каждый год мы всей семьей приходили на осенний карнавал. Мы с мамой делили ведро попкорна и пили горячее какао, играя во все карнавальные игры. Даже папа присоединялся к нам. Кажется, с тех пор прошла целая вечность. Я с трудом могу вспомнить, кем был тот маленький мальчик. Теперь все, что у меня есть — это воспоминания о жестоком обращении и ярость, которую я испытываю к своему отцу. В некотором смысле это похоже на то, что моя мать уже мертва. Загоняю ужасные мысли в самый темный угол своего сознания.

Остался всего час, а потом я смогу найти ее и убедиться, что она не попала в беду. Начинаю считать про себя.

Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Одиннадцать. Двенадцать.

Это все, что я успеваю сделать, когда мой взгляд натыкается на знакомое лицо в толпе.

— Эй! Джеки, подойди сюда на минутку!

Она переводит взгляд на меня и замирает на полуслове. Кажется, в ней происходит внутренняя борьба, но, в конце концов, она поворачивается и неторопливо подходит к краю бочки.

Я брызгаю в нее водой, и она сердито смотрит на меня.

— Где твоя соседка по комнате?

Она выглядит заметно встревоженной, когда прислоняется к стенке бочки.

— Где-то неподалеку. Она была в библиотеке, занималась репетиторством, знаешь?

Я знаю, но мне не нравится, как взволнованно она себя ведет.

— Что ты скрываешь, Джеки? — спрашиваю я тихо и мягко.

— Ничего, разумеется. Мне нечего скрывать.

— Ты ни хрена не умеешь врать, ты это знаешь?

Она фыркает, а затем вздыхает.

— Да, знаю. У меня это плохо получается.

Я приподнимаю бровь, ожидая продолжения. Она опускает плечи.

— Как бы то ни было, я сказала ей, что это плохая идея. Я имею в виду… ты — это ты… зачем ей ходить на свидания с кем-то еще? — она зажимает рот рукой, ее глаза наполняются ужасом.

Я моргаю, и на меня накатывает