– Хорошо, я согласен. Что я должен подписать?

Антон Сергеевич улыбнулся и деловито перешел на ты:

– Да ни хрена ты не должен. В этом мире ты, считай, уже умер. Точнее, умрешь через две недели – острый перитонит. Мама будет плакать. А тебе останется только учиться, учиться и еще раз учиться! Как завещал великий Ленин! Первое занятие по ювелирному делу через полчаса в подвале. Мастер уже там, греет очаг. Будешь заниматься по пятнадцать часов в сутки: ювелирное дело, включая литье драгметаллов и огранку камней, сапожное дело, это на всякий случай, производство стекла и зеркал – это на дальнейшую перспективу. В средневековье – очень выгодное дело. Эльфийский язык. По Толкину будешь учиться, возможно, пригодится, хоть я и не уверен. Сколько не учил, все равно их не понимаю. Спать и есть будешь там же, еду будут приносить с кухни офицерской столовой. Засыл через две недели, нужно торопиться. И хорошо, что не куришь, бросать не придется. Там у них табака нет.

Глава 3. УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ И ЕЩЕ РАЗ...

– Махмудбеков, на выход!

В ответ застонать. Громко, но не переигрывать!

– Махмудбеков, на выход! Оглох что ли?

Вот ведь, всего две недели прошло, а отвык. В подвале не нужно было по команде немедленно становиться раком задом к решетке, не нужно тянуть в окошко руки, чтобы на них тут же защелкнулись браслеты. В подвале Руслан вдруг снова почувствовал себя человеком, нужным человеком.

Учился Махмудбеков хорошо, даже с какой-то жадностью впитывал знания. Перстни и серьги из его отливок становилась все лучше, грани камней после шлифовального круга все ровнее, а в изготовленное им зеркало вполне можно было увидеть вполне приличное отражение.

Учитель – молчаливый дедок в татуировках, отзывался на Павла Кирилыча. Или просто на Кирилыча. Вот уж мастер на все руки. Интересно, откуда такой самородок? И почему здесь? Но Кирилыч на посторонние темы не разговаривал совсем. Даст задание, покажет, как надо сделать, сам сядет у горна и дымит беломорину. Другого табака не признавал. Потом либо похвалит, либо покажет еще раз. Особо обращал внимание на соблюдение температурного режима, объяснял тонкости в применении бурого угля и угля каменного. Отругал только раз, когда Махмудбеков уронил ему на ногу трубку с расплавленным стеклянным шаром на конце. Дал подзатыльник и выругался почему-то по-немецки.

Действительно, самой мудреной наукой оказалось не ювелирное, а стекольное и сапожное дело. Первые опорки у Махмудбекова вышли на редкость уродливы. Кирилыч не ругался, раз за разом показывал, учил. Как выстругать из дерева деревянную ступню, как снимать мерку со ступни живой, как резать кожу, прибивать подошву, смолить нитки и пришивать голенище. Через полторы недели Махмудбеков сшил вполне приличные сапоги и сам же их надел. Отличные получились сапоги, только левый чуть жал.

А вот с языком получалось плохо. Языку учила совсем некрасивая неопределенного возраста очкастая тетка Инесса Сигизмундовна и тоже ни о чем кроме предмета обучения она не говорила. Со старофранцузским и латынью у Руслана проблем не возникло, но вот эльфийский… Она даже плакала, удивляясь его непонятливости: «…не говорите просто «цветок увял», умоляю вас. Представьте его, такой нежный, прекрасный, но сорванный кем-то просто из скуки и теперь умирающий. Просто представьте и выдохните это одним звуком, выражая одновременно глубокое сожаление. Ну нет же, нет… Не так…»

Эльфийский язык не был просто выдыхаемыми звуками, сложенными в слова и предложения. Каждая интонация, каждая пауза имели то или иное значение. Пару дней Инессы Сигизмундовны не было, за это время Махмудбеков перечитал «Властелин колец», а перед сном пересмотрел всю киносагу на старой кассетной видеоприставке. Помогло мало.

А вот Антон Сергеевич остался доволен. В подвал он спускался вечером, интересовался успехами в обучении. Смотрел, слушал, кивал. И вот вчера сказал: «Пора». Что, две недели прошли? По впечатлениям – пролетели. Теперь инструкции. Они оказались предельно краткими: «…выжить, натурализоваться, обжиться, выйти на связь. Обозначить прибытие –белая ленточка на сосне, видной с тропы, ведущей к порталу. Готовность к активной работе – две ленточки. Если зима – ленточки красные. Ответ будет под сосной. К самому порталу не подходить». Вопросы? Откуда взять белую ленточку? С чепца, там их с десяток подвязано. Какой чепец? Увидишь. Если спросят, ты – древопоклонник. Эльфам такое нравится.

Махмудбеков задумался. Если кто-то оставит ответ, значит… есть кому отвечать?

***

День перед засылом – в камере. Зачем? Так нужно. Сосед появлению Махмудбекова из санчасти обрадовался, заулыбался и тут же предложил партию в шахматы. В ответ Руслан лишь застонал и улегся на койку. Сказал, что приболел –живот. Лежал, свернувшись в позе эмбриона, постанывал порой. Перед отбоем застонал громко, в голос, немедленно явились охранники. «Махмудбеков, на выход!» Вставать и не подумал, застонал еще громче. Вбежали, в руках дубинки, склонились над шконкой. Зажмурил глаза, ожидая чего угодно. Бить не стали, посовещались, позвали дежурного доктора. Тот посмотрел, пощупал живот, что-то приказал. Прикатили носилки на колесиках, переложили, повезли по коридорам. Интересно, для кого представление? И зачем? Для доктора?

Доктор с погонами капитана и змеями в петлицах к носилкам и не подошел, глянул только, достал какую-то бумагу, расписался, сунул охраннику, ушел.

Носилки покатили дальше, против ожидания не в подвал, а в комнатку перед внутренним двориком для прогулок. Здесь осужденных обыскивали перед и после прогулки. Как будто за тот час, что они бродили по периметру, начерченному желтой краской по асфальту, сверху, сквозь железные прутья свалится что-то запрещенное. В дальней стене комнаты было две двери. Деревянная с окошком, ведущая во дворик, и глухая, железная, с запором как на подводных лодках. Он еще удивлялся,