– Кто ты? – прошептал Шере, у которого не было сил, чтобы говорить.

Вместо ответа гость немного повернулся вправо и указал рукой на что-то позади себя. Шере лежал неподвижно и не хотел передвигаться, чтобы разглядеть, что скрыто за загадочным человеком, но это и не потребовалось. Силуэт медленно растаял и Шере отчётливо увидел фигуру отца. Саф сидел в такой же позе и смотрел на Шере.

– Ит! – вскрикнул Шере и рванулся к нему.

Но Саф сделал успокаивающий жест руками, и Шере остался на месте.

– Лежи, сын мой, – сказал Саф. – Я могу немного поговорить с тобой.

– Ты выздоровел? – спросил Шере. – Я же пошёл в Унут за лекарством для тебя. Оно больше не нужно?

– Нет, Шере, я не выздоровел. Но лекарство мне сейчас не нужно.

– А как же… – тут в голове у Шере мелькнула догадка. – Ты что, ит… ты умер?

– Я не умер, сын, но и среди живых меня сейчас тоже нет.

– Но ты дома?

– Нет, Шере, моё тело в херет-нечер, Ба в Ра-Сетау, а Ка беседует с тобой.

– Ты сказал, что не умер… но ты можешь вернуться в мир живых?

– Или в мир живых, или в мир мёртвых… как будет угодно богам, – ответил Саф.

– А когда ты вернёшься, тебе будет нужно лекарство?

– Не знаю, сакет…

– А мне… мне что теперь делать, ит? Чем помочь тебе?

– Просто возвращайся домой, Шере. Если богам будет угодно, там мы с тобой и встретимся.

– Но я… – Шере осмотрелся. – Ты не видишь, где я?

– Нет, – в голосе Сафа появилась тревога. – А где ты? Ты в опасности?

– Нет, ит, – сказал Шере. – Я в безопасности и просто пришёл в Унут. Мне здесь нравится. Наверное, я буду учиться в школе писцов, как ты хотел, итеф.

Улыбка появилась на лице Сафа, и он хотел что-то сказать, но тут раздался громкий крик:

– А ну вставай, пацан! Гулять пора.

После этого он почувствовал лёгкий тычок в ребро. Шере вздрогнул и открыл глаза. Сетену стоялпрямо над ним и слегка постукивал носком ноги по его телу. Во рту Шере почувствовал солоноватый привкус – он так и заснул с куском рыбы во рту. Сетену крикнул ещё раз:

– Ждать не буду! Или вставай, или оставайся тут…

Шере попытался встать, но снова накатила апатия, и он закрыл глаза.

– Ну как хочешь, – он услышал шаги, а за ними звук захлопнувшейся двери.

Шере снова уснул, а проснувшись, обнаружил, что ко вчерашнему недоеденному куску рыбы добавился ещё один, но не вяленый, а варёный. Шере протянул руку и взял его. На этот раз он не стал отламывать по кусочку, а засунул весь кусок в рот и начал жевать, выплёвывая кости в ильную плошку. Проглотив весь кусок, он взял чашку с водой и, слегка привстав на руках, жадно выпил её почти до дна несколькими крупными глотками. Вода припахивала тиной и чем-то гнилым, похоже было, что её набирали из бадьи, где она стояла много дней. Шере с трудом удержался, чтобы оставить несколько глотков.

Теперь вдруг пришёл сильный голод. Шере сел, облокотившись на стену, и начал рвать зубами недоеденную вчера вяленую рыбу. Очень быстро от неё остались только несколько косточек, которые он обсасывал, чтобы не оставить на них ни одного кусочка вкусной плоти. Затем он снова захотел пить и с сожалением заглянул в чашку, где воды осталось только на донышке: в следующий раз еду и воду принесут только к вечеру, надо сберечь эту, чтобы попить позже.

Шере встал и осмотрелся. Из-за апатии, охватившей его вчера, он совсем не интересовался окружающим, а теперь вдруг решил изучить свою тюрьму. В полумраке он снова разглядел кучу тряпья в углу, где лежал его предшественник. Присмотревшись внимательнее, он опять увидел там чью-то фигуру.

– Вернулся! – обрадованно крикнул он и непроизвольно кинулся к ней.

Он повернул к себе голову лежащего – это, действительно был его прежний сосед.

– Эй, ты как? – спросил Шере, но мальчик не открывал глаза и молчал.

Похоже, что ему было плохо. Шере посмотрел наверх, и на высоте всего пяти локтей обнаружил узенькое и длинное окошко, ведущее наружу. В окошко пробивался свет. Оно было затянуто чем-то, что мешало поступать в комнату свежему воздуху.

Шере посмотрел по сторонам в поисках чего-то, на что можно было забраться, чтобы дотянуться до окна. Но в камере не было ни одного предмета. Он несколько раз подпрыгнул, и однажды даже коснулся окна, но делу это не помогло. Тогда Шере подошёл к двери и начал бить по ней кулаками. Никто не подошёл. Он начал кричать:

– Сетену! Сетену, открой! Здесь мальчику плохо! Ну помоги же ему!

Но напрасно он пытался дозваться своего тюремщика. Шере брал дверь приступом несколько раз, пока не убедился, что снаружи никому до них нет дела.

Он снова кинулся к мальчику, и на этот раз ему показалось, что тот вздохнул, а на лице мелькнула слабая улыбка.

– Мальчик, мальчик! Как тебя зовут?

– Хика, – прошептал тот. – А ты?

– Я Шере. Ты откуда взялся, Хика?

– Меня опять… – пробормотал Хика. – …и вот я тут.

Ему снова стало плохо, и он замолчал. Шере увидел, что у Хики пересохли губы и кинулся к своей чашке. Поставив воду возле тела мальчика, он осторожно повернул его на спину, приподнял голову и, приоткрыв рот, влил туда оставшуюся воду. Мальчик сделал глоток, открыл глаза и прошептал:

– Спасибо… – и опять уснул.

Не зная, чем ему ещё помочь, Шере отполз от него к стене и сел, опёршись на неё спиной. Ему было так жаль Хику, что он заплакал. Похоже, что его всхлипы донеслись до умирающего, и тот, повернувшись к нему, спросил хриплым голосом:

– Ты кого-нибудь знаешь здесь, в Унуте?

– Нет, – ответил Шере. – Я искал Джехути, чтобы…

– Джехути? – прошептал Хика, и губы его дёрнулись в усмешке. – Самого Джехути?

– Ну да, – сказал Шере. – Мне нужно лекарство для итефа, у него мертвячья болезнь.

– А зачем Джехути? – прошептал Хика. – Любой харап здесь, в Унуте, продаст тебе настойку от мертвячьей болезни и научит читать хекау… так ты никого-никого здесь не знаешь?

– Никого-никого, – подтвердил Шере, удивившись настойчивости Хики, который только что не интересовался даже собственным состоянием.

– Хорошо, что я тебя встретил, – сказал тот, видимо, заметив удивление Шере. – Мне даже легче стало.

На его губах снова заиграла улыбка, он попытался приподняться на руках и тут же опять отключился.

Шере попытался привести его в чувство, тряся за плечи, но всё было напрасно. Случайно он сдвинул тряпьё, которое прикрывало тело мальчика и увидел совершенно гладкую кожу без рубцов. Но не успел Шере что-либо сказать, как Хика вскрикнул и потянул на себя лохмотья, прикрываясь. Шере решил, что ему показалось