Шрифт:
Закладка:
Я стараюсь не вдыхать воду, сдерживая смех.
Снова раздается свисток, привлекая наше внимание. Спасатель поднимает строгую бровь на Оскара и оставляет нас наедине.
"Ты хуже всех!" — заявляю я, брызгая в него водой.
Он проводит длинными пальцами по своим мокрым волосам.
"Это все, на что ты способна, Чепмен?"
Я провожу рукой по поверхности, и на него обрушивается внушительная волна.
"О, ты в деле".
"Сначала тебе придется меня поймать".
Я плыву так быстро, как только могу, к углу и пытаюсь выбраться из бассейна, но его сильная рука обхватывает меня за талию и тянет обратно вниз.
"Поймал".
В его низком голосе звучит соблазн.
Я поворачиваюсь к нему лицом, моя кожа скользит по его руке под водой, где он держит меня, а другой рукой он держится за бортик бассейна. Я крепко обхватываю его ногами за талию, притягивая его ближе.
"Ты уверен в этом?" — говорю я, мои губы всего в нескольких дюймах от его.
Не только воздух кажется густым. С каждым медленным толчком его ног он трется об меня, его определенная твердость давит именно там, где этого хочет мое тело. Тишина между нами становится необъяснимо громкой.
Я была так полна решимости не повторять того, что произошло с придурком Томом, что по наивности не учла, насколько хитро переплетена работа и личная жизнь в таком месте, как это. Невозможно отделить одно от другого, не пожертвовав при этом всеми взаимодействиями в свободное от работы время.
И я проделала весь этот путь не для того, чтобы стать отшельницей.
Его взгляд падает на мои губы, а мой — на его. Волнение бурлит в моем животе. Он сжимает меня крепче. Наши носы соприкасаются, и мы убираем все оставшееся между нами пространство.
Свисток раздается снова, как раз когда его губы касаются моих, отвлекая внимание Оскара от меня — но на этот раз ругают не нас. Несмотря на это, Оскар прочищает горло и отступает назад, его глаза обшаривают бассейн. Я позволяю своим ногам оторваться от него и протягиваю руку, чтобы ухватиться за борт в качестве опоры.
Теперь у меня в списке жертв два спасателя.
"Извини", — говорит он себе под нос, хмурясь, словно наказывая себя.
Снова начинается путаница.
Я не понимаю. Почему он все время позволяет себе приблизиться ко мне, а потом сразу же ставит этот барьер? Я что-то делаю не так? Что-то не так со мной?
А может, он не хочет, чтобы его видели со мной? Как придурок. Как Кейт. Он спрятал меня от Оби. Он не хотел играть в «Уборщика». И вот теперь это. Что, черт возьми, во мне такого, почему люди могут терпеть моё существование лишь какое-то время? Неужели я действительно настолько отталкивающая или странная? Поэтому я всем не нравлюсь? Или находиться рядом со мной — это как рутина?
Он слишком вежлив, чтобы сказать мне, что ему неловко или в чем там у него проблема, поэтому я облегчаю ему задачу. Я отталкиваюсь от бортика и плыву к ступенькам. Но он протягивает руку и ловит меня за плечо. Его хватка крепкая, он легко преодолевает мой импульс и тянет меня обратно в угол.
"Пожалуйста, не уходи", — шепчет он.
Я прижимаюсь к краю, мой разум слишком занят осмыслением смешанных сигналов, чтобы изменить путь к бегству или скрыть все свои мысли, чтобы они не отразились на моем лице.
"Не плачь", — тихо умоляет он.
"Это просто хлорка".
Он смотрит на меня и мои покрасневшие глаза, видя мою ложь насквозь.
"Я не знаю, чего ты хочешь".
Мои слова выходят побежденными и негромкими. В моей груди раздается быстрый стук, и каждый мой мускул немеет под его пристальным взглядом.
"Тебя".
Он прочищает горло.
"Я хочу тебя", — уверенно признает он. Уверенность, в которую я бы поверила, если бы она не растворилась секундой позже. "Но я не могу".
Он со стыдом качает головой.
"Почему?"
Я заслуживаю знать это.
"Это непрофессионально. С моей стороны, а не… И я…"
"Почему ты должен быть профессионалом?"
Я не хочу его расспрашивать, но он ничего не смыслит, когда говорит так двусмысленно. Я оглядываю комнату, в которой собралась команда в откровенных нарядах. То, что мы почти целуемся, определенно не самое неподобающее из того, что происходит сейчас. Я наблюдаю, как на его лбу появляются морщины беспокойства, и он делает глубокий вдох.
"Раньше я был очень… другим".
Он не может смотреть мне в глаза, но он готов говорить, поэтому я терпеливо жду.
"Я не был хорошим. Я был эгоистом. Высокомерным", — говорит он так, будто эти слова ядовиты. "Я не думал о других, прежде чем действовать, и не особо заботился о них после. Теперь я не такой. Я очень старался не быть им, но… желание быть с тобой пугает меня".
Его глаза фиксируются на моих.
"Я еще не доверяю этому чувству. Не доверяю себе. И я не знаю, как это сделать".
Ого. Я снова заговорила о себе, своем прошлом, своих демонах — и при этом совершенно не заметила, что он борется со своими собственными.
"Значит, ты был таким же, как все остальные парни, пока не повзрослел?"
Я говорю — не для того, чтобы принизить его чувства, а потому что он слишком строг к себе. Этот парень — однозначно не плохой человек. Он такой мягкий и тихий, что и мухи не обидит. Он хороший человек — по словам девушек, почти до безобразия, — и я не стану слушать, как он так себя опускает.
"Ты заслуживаешь хороших вещей, Оскар".
На его лице видны трещины облегчения.
"Я не говорю, что я такой уж хороший, но я и не говорю, что…"
Это вызывает у меня усмешку.
"Но если ты в конце концов не вознаградишь себя за это преображение, то для чего ты это тогда все это делал?"
Он улыбается,