Шрифт:
Закладка:
Мужчина отпустил кота. Тот пару раз потёрся о его ноги и скрылся в темноте чердачного коридора.
— Глеб Егорович, — не выдержала Даша, — я очень вас прошу, скажите мне, что здесь творится? Что, блин, за духи? О чём вы вообще говорите?
Механик махнул рукой, подзывая её следовать за ним. Ему пришлось включить фонарик на смартфоне, чтобы можно было различать дорогу.
— Легенд много, Даша, — начал он, — никто достоверно не знает. Одни говорили, что вельможный князь, влюблённый в актрису, в порыве ревности закрыл её вместе с любовником в одной из комнат на чердаке и устроил там пожар. Другие рассказывали, что был несчастный случай, и актёры угорели в дыму, не успев выбраться. Известно только одно: на этом месте ровно двести лет назад случился пожар, а когда его потушили, обнаружили два обгоревших тела, сжимавших друг друга в объятиях, — механик остановился возле обшарпанной двери и с усилием дёрнул её на себя, открывая вид на такую же запущенную комнату. — Вот это место.
Даша выглянула из-за его плеча. После всего услышанного она готовилась лицезреть здесь следы пожара, обгоревшую мебель и портьеры, закопчённый потолок, но вместо этого её взору открылась пустая комната, в которой не было ровным счётом ничего. Косые окна под крышей кое-где треснули, а старые крепления скривились под тяжестью лет. Даша присмотрелась внимательнее. Теперь уже она подмечала кое-где черноту от сажи и копоти, покрывавшую старые дубовые балки, остатки лепнины и потолок. Она перевела взгляд на спутника.
— Мне говорили, что театр сильно пострадал во время войны, — начала она. — Но тут явно сохранились следы пожара. Или это следы бомбёжки?
— Трудно поверить, — оживился Егорыч, — но при всех разрушениях за годы Великой Отечественной именно центральная часть здания, в которая расположена комната, оставалась нетронутой. Хоть со стороны всё и выглядело как самое настоящее чудо, мало кто мог этому обрадоваться.
— Почему?
— Потому что всякий раз, когда кто-то начинал наводить здесь порядок — снимать шторы или выносить мебель — с ним происходило какое-нибудь несчастье. Старуха вахтёрша, которая работала здесь во время блокады, рассказывала мне, когда я ещё только пришёл сюда, что рабочий, выносивший сгоревший тюфяк, на котором лежали покойники, через день попал под экипаж. Жив остался, но хромал до самой смерти. А костюмерша, снимавшая остатки штор, упала с лестницы и сломала руку.
— И это точно не случайные совпадения, — Даша попыталась быть серьёзной, хотя скептик внутри неё уже уступал позиции любителю тайн и загадок.
— Да пойми ты, — механик подался к ней, — каждый из тех, кто начинал затевать в этой комнате ремонт, выносил вещи или окна пытался заменить, через считаные дни оказывался в больнице. Со временем так всё и вынесли, а позже сюда вообще перестали заходить. Теперь только я иногда здесь появляюсь, чтобы Сёму покормить.
— Это очень печально, Глеб Егорович, — Даша продолжала смотреть в пустоту серого невзрачного помещения, хранившего тайну многолетней давности. Через секунду она раскатисто чихнула.
— Не то слово, — подтвердил механик. — Будь здорова. Пошли. Здесь нечем дышать, — он снова включил фонарь. — Местные ведь чего только ни делали. Священника приглашали. Помахал он тут кадилом, справку дал, что всё чисто, ушёл, а на другой день стали выносить доски, оставшиеся от дубового шкафа, чтобы отвезти их на свалку и погрузили в прицеп от жигулей. Только водитель со двора выехал, как тут же влупился в кузов грузовика. Спрашивается, как он его не увидел? Водитель ведь со стажем был. Аккуратно, не наступи. Тут Сёма иногда в туалет ходит.
Даша поспешила встать по другую руку от своего гида после его слов.
— Но ведь нельзя так оставлять, Глеб Егорович. Зимой же тут промерзает всё. И по технике безопасности не положено — надо дерево обработать.
— Да это понятно. Но ты бы что выбрала: загреметь в больницу во имя благой цели или потерпеть холодные потолки зимой?
Даша ничего не ответила. На следующем шаге она больно споткнулась обо что-то, торчащее из пола, и поджимая под себя ногу, глухо выругалась.
— Что за хрень? — спросила она, когда боль в пальце утихла.
Механик участливо взглянул на неё.
— Очень больно? Прости. Я должен был предупредить. Это крепление люстры главного зала. Мы сейчас как раз над ним находимся.
Дашу осенило.
— Ой, Глеб Егорович! Времени-то сколько?
— Без пятнадцати шесть.
— Сейчас спектакль начнётся! Пойдёмте скорее.
— Не боись, успеем, — он обошёл Дашу. Оказавшись возле люка, мужчина позволил девушке спуститься первой. Когда же он и сам встал на лестницу, то сначала погладил Сёму, который пришёл проводить хозяина, а затем аккуратно закрыл за собой дверь. Двое быстро добежали до рубки механика, где, распрощавшись, отправились каждый по своим делам: Егорыч — рулить, а Даша — искать Артёма. Вбежав в зрительный зал, она поняла, что немного запыхалась. Девушка старалась сдерживать дыхание, обводя взглядом партер и ложи, набитые зрителями до отказа. Роскошь этого места так сильно контрастировала с тем, что она видела несколько минут назад, а потому ей стало немного грустно. Даша подняла голову. Прямо над ней сверкала множеством хрустальных искр огромная шикарная люстра, а за ней было то, о чём мало кто знал. Люди так хотят праздника, так не желают грустить — это нормально. Зачем им забивать себе голову и портить настроение историей каких-то актёров, погибших здесь двести лет назад? Из наваждения её вывело нежное прикосновение к руке. Даша резко опустила голову. Перед ней стоял Артём и настороженно вглядывался в задумчивое лицо.
— Всё хорошо? — спросил он, обнимая её одной рукой и направляя в сторону их мест в зрительном зале.
— Да, нормально, — Ветрова улыбнулась. — Я немного задержалась, прости.
Артём направил внимательный взгляд куда-то поверх головы девушки. Он молча протянул вперёд руку, едва ощутимо коснулся её волос, легко вынул из-под выбившегося локона комочек пыли, отбросил его и без лишних вопросов пригласил Дашу присаживаться.
Некоторое время Ветрову не отпускали мрачные мысли. В первом акте она почти не следила за сюжетом и сидела, положив голову