открыто заговорило о «силе, которую промышленно развитая Индия способна добавить к мощи империи». К 1900 г. Калькутта превратилась в индустриальный мегаполис: пароходы курсировали вверх и вниз по реке Хугли, а многочисленные джутовые фабрики поставляли на мировой рынок джутовую ткань и канаты. Как и повсюду, электричество стало главной приметой индустриального настоящего. Телеграфные линии пересекали всю страну, связывая Индию с другими частями Британской империи, а частные компании принялись за работу по электрическому освещению индийских городов. Когда в 1891 г. в Калькутте устанавливали первые электрические уличные фонари, консультантом выступал сам Бос{430}.

Но, несмотря на интенсивное развитие промышленности и технологий при колониальном правлении, возможности для самих индийцев заниматься настоящей наукой по-прежнему оставались весьма ограниченными. Руководящие должности в колониальных научных учреждениях были закреплены исключительно за британцами, как и большинство преподавательских должностей в индийских университетах. В 1885 г. Бос стал первым профессором индийского происхождения в Калькуттском университете – и долгое время оставался единственным. Сам Бос позже с горечью писал о расовой дискриминации и нескрываемом «глубоком сомнении, если не сказать предубеждении, по поводу способности индийца занимать сколь-нибудь значимую научную должность». Лежавший в основе колониального правления расизм носил структурный характер. Жалование индийских ученых было вдвое-втрое меньше, чем у их британских коллег, а директор отдела народного образования Бенгалии открыто заявлял о «деградации национального интеллекта у индусов». Даже в 1920-е гг. индийцы составляли менее 10 % всего научного персонала, нанятого колониальным правительством, хотя и представляли подавляющее большинство населения страны{431}.

Со временем несправедливость британского правления вызвала рост антиколониальных националистических настроений в Индии. В следующих главах мы подробнее рассмотрим эту тему, особенно в связи с подъемом движений за независимость по всему миру в начале XX в. Но уже в конце XIX в. индийцы, недовольные политикой «британского раджа», начали объединяться в различные политические организации и выступать за расширение своих прав и представительства. Как и в других странах, рост национализма и развитие науки шли рука об руку. Индийская ассоциация развития науки, где в свое время учился, а затем и преподавал Бос, служит показательным примером. Она была основана в том же году, что и Индийская национальная ассоциация – одна из первых политических организаций с националистической повесткой, и цели перед ними стояли схожие. «Я хочу, чтобы это была чисто национальная организация исключительно для коренного населения», – заявлял Махендралал Саркар, основатель Индийской ассоциации развития науки. Причина отсутствия у индийцев научных достижений, утверждал он, кроется «в отсутствии возможностей, средств и поддержки, а не в ущербной моральной природе». Новая лаборатория, финансируемая Саркаром и его сторонниками, должна была предоставить индийским ученым все необходимое для проведения оригинальных научных исследований – чтобы «ничто не мешало коренным жителям Индии вносить свою лепту в прогресс естественных наук»{432}.

Индийская ассоциация развития науки стала домом для нового поколения индийских ученых. Среди них был и знаменитый бенгальский химик Прафулла Чандра Рай. Его карьера может служить наглядной иллюстрацией того, как эпоха индустриализации, национализма и войн обусловила развитие современной науки в колониальной Индии. Рай родился в 1861 г. в маленькой деревушке в восточной Бенгалии. В 1870 г. его семья переехала в Калькутту. Проучившись несколько лет в разных английских школах, Рай поступил в Президентский колледж Калькуттского университета. Как и Джагдиш Чандра Бос, Рай начал посещать лекции в Индийской ассоциации развития науки. Больше всего его поразили химические опыты, которые демонстрировал Тара Прасанна Раи (он не преподавал в Индийской ассоциации, а работал ассистентом в колониальной службе химической экспертизы). Вдохновившись, Рай организовал в своей комнате в студенческом общежитии «химическую лабораторию в миниатюре». Однажды он даже устроил «ужасный взрыв», когда у него случайно воспламенилась смесь водорода и кислорода{433}.

Летом 1882 г., после окончания Калькуттского университета, Рай, как и многие молодые индийские ученые того времени, отправился в Великобританию для дальнейшего обучения наукам. Он прибыл в Лондон в августе того же года и на некоторое время остановился у Боса, который незадолго до этого приехал в столицу империи. Через несколько недель Бос перебрался в Кембридж, а Рай сел на поезд до Шотландии, где ему предстояло учиться в Эдинбургском университете. Несмотря на то, что поначалу Рай пришел от местного холодного климата в некоторый ужас, ему очень понравилось в Шотландии. Каждое утро он съедал миску овсянки, которую готовила ему квартирная хозяйка, после чего, закутавшись в шерстяное пальто и шарф, «с трудом пробирался по заснеженным мостовым» в университет на лекции{434}.

В 1888 г. Рай получил в Эдинбургском университете степень по естественным наукам и вернулся в Индию. Через год его назначили старшим преподавателем химии в Президентском колледже, где он присоединился к малочисленной группе индийских преподавателей – Босу и другим. Колониальные власти предполагали, что индийские ученые не будут проводить никаких сколько-нибудь важных самостоятельных исследований, поэтому роль Рая и Боса подразумевала преподавание основ современных наук студентам, которые затем должны были пополнить штат Индийской гражданской службы. В то время Калькуттский университет даже не присуждал ученые степени. Неудивительно, что химическая лаборатория Президентского колледжа была плохо оборудована, да и откровенно опасна для работы. Позже Рай вспоминал: «…там не было воздуховодов для вредных газов, а вентиляционные устройства были самими примитивными». Иногда в лаборатории было не продохнуть. «В самый разгар практических занятий атмосфера… наполнялась густым дымом, становясь удушающей и чрезвычайно пагубной для здоровья», – писал Рай. Он несколько лет настойчиво обивал пороги, и наконец ему удалось добиться от колониального правительства выделения средств: в 1894 г. в Президентском колледже была открыта новая химическая лаборатория, спроектированная по образцу лаборатории в Эдинбургском университете, – с надлежащей системой вентиляции, оборудованными рабочими столами и хранилищем для химикатов{435}.

Именно в этой новой лаборатории Рай приступил к своей самой важной научной работе. Незадолго до того он прочитал учебник «Основы химии» Дмитрия Менделеева в английском переводе и назвал его «классикой химической литературы». Вдохновившись идеями русского коллеги, Рай взялся за поиск недостающих химических элементов. «Я решил проанализировать состав некоторых редких индийских минералов в надежде обнаружить в них один-два новых элемента, чтобы заполнить пробелы в периодической таблице Менделеева», – писал он. Через своего друга, работавшего в Геологической службе Индии, Рай смог достать разнообразные образцы металлической руды, надеясь, что они содержат новые химические элементы{436}.

Новых элементов Рай в итоге не нашел, но зато открыл совершенно новый вид соединения, который оказался исключительно важным для развития промышленной химии. В 1894 г., работая в лаборатории Президентского колледжа, он смешал в колбе воду, азотную кислоту и ртуть. Примерно через час он заметил, что на поверхности смеси образовалось «несколько желтых кристаллов». Эти кристаллы оказались неизвестным ранее химическим соединением, который Рай назвал «нитрит ртути». Рай быстро понял, что должно существовать и множество других видов нитритов, образующихся в результате реакции с участием азотной кислоты. В результате это открытие, о котором рассказали ведущие научные журналы Европы, включая Nature, положило начало новой области химических исследований, известной сегодня как химия нитритов. Ученые по всему миру начали поиск других аналогичных соединений, многие из которых, как оказалось, имеют практическое применение. Сегодня нитриты используются в самых разных сферах, от консервирования до фармацевтики{437}.

Рай и сам соприкоснулся с миром промышленной химии – примерно в то же время, когда открыл нитрит ртути. В 1893 г. он вложил 3000 рупий в строительство химического предприятия на окраине Калькутты и оборудовал при нем специализированную лабораторию. Вскоре предприятие стало известно как Бенгальский химико-фармацевтический завод. В то время большую часть химических и лекарственных средств Индия по-прежнему импортировала из Великобритании. План Рая состоял в том, чтобы организовать их местное производство и, следовательно, сэкономить, а также уменьшить зависимость Индии (и, разумеется, самих индийцев) от Британии. Таким образом, Бенгальский химико-фармацевтический завод был промышленным эквивалентом Индийской ассоциации развития науки. По замыслу Рая, это «образцовое предприятие» должно было продемонстрировать самостоятельность индийской науки и промышленности. Как мы увидим в следующей главе, эти первые эксперименты с «самодостаточностью» стали предвестниками антиколониальных кампаний начала