Шрифт:
Закладка:
Одним из важнейших научных учреждений, созданных в период Танзимата, был Константинопольский университет (1846 г.). Он не раз менял свое наименование на протяжении XIX–XX вв., но во времена правления Абдул-Меджида I его стали называть «Дом наук». Университет, разместившийся в неоклассическом здании рядом с дворцовым комплексом Топкапы, располагал большим лекционным амфитеатром, библиотекой с обширным собранием книг и современной научной лабораторией. В его составе даже появилось два новых подразделения – сначала специализированный факультет естественных наук, где преподавали многие ведущие османские ученые, а позже и Школа гражданской инженерии. Согласно одному официальному докладу, Константинопольский университет был призван способствовать «распространению и развитию всех наук»{407}.
Среди преподавателей Константинопольского университета был химик по имени Дервиш Мехмед Эмин-паша. Его карьера была типичной для нового поколения османских ученых. Эмин-паша родился в Константинополе в 1817 г. и попал в мир науки благодаря поступлению в Военную инженерную школу, где он учился в начале 1830-х гг. Именно здесь он познакомился с теоретическими основами химии и физики (например, чем различаются щелочь и кислота), а также с применением этих наук на практике – для изготовления пороха. Затем Эмин-паша продолжил образование за границей. В XIX в. османское правительство отправляло перспективных молодых ученых и инженеров учиться в Европу – как правило, в Великобританию, Францию или Германию. Как и в царской России, это было частью более широкой стратегии по созданию собственного научного потенциала посредством обучения у соперников. В 1835 г. Эмин-паша прибыл в Париж в составе группы османских студентов. Одни из них приехали учиться на врачей, другие – на инженеров. Эмин-паша поступил в престижную Горную школу, где выбрал для изучения химию и геологию. Каждое утро он шел по парижским улицам через Люксембургский сад на лекции в отель «Vendôme». По отзывам современников, Эмин-паша «прекрасно разбирался в математике, химии, физике и минералогии»{408}.
После пяти лет обучения в Париже молодой ученый вернулся в Константинополь и начал преподавать в Военном инженерном училище. Здесь он написал свою первую крупную научную работу «Основы химии» (1848). Это был первый современный учебник по химии, написанный на государственном языке Османской империи. В нем были описаны последние достижения химической науки в конце XVIII – начале XIX в., включая атомную теорию, а также представлена современная химическая нотация. В соответствии с духом того времени Эмин-паша подчеркивал практическое значение физических наук. Химия ведет к «появлению новых производств и получению многочисленных выгод», объяснял он. Присутствовал в учебнике и элемент национализма: несмотря на заграничное образование, Эмин-паша считал, что османские ученые должны учиться и писать на родном языке, а не на английском или французском. Все химические формулы в «Основах химии» были написаны на османском языке, поскольку, по мнению автора, «в турецких книгах по химии [не место] для европейских химических терминов»{409}.
Всю оставшуюся жизнь Эмин-паша служил Османской империи. Его карьера оказалась довольно пестрой. Одно время он работал горным инженером, затем как военный геодезист участвовал в определении границы между Османской империей и Персией, и в конце концов его пригласили преподавать в новом Константинопольском университете. Серию публичных лекций, прочитанную им в начале 1860-х гг. по случаю открытия нового университетского здания, с большим энтузиазмом освещали местные газеты. 13 января 1863 г. в 11 часов утра 300 человек собрались в новом лекционном зале Константинопольского университета, чтобы послушать первое выступление. Среди слушателей было даже несколько высокопоставленных государственных деятелей: их интересовало, как современная наука может помочь в развитии Османской империи. Первую лекцию Мехмед Эмин начал с генерации искровых разрядов при помощи индукционной катушки. «Из специальных приборов вырвались огненные искры», – писала одна османская газета. Затем «электрическая сила» была передана «через тонкую проволоку прямо в человеческое тело». Согласно той же газете, «каждая часть тела, которой касалась проволока, испускала голубые искры». В ходе демонстрации Эмин-паша объяснил основные принципы работы электричества, а также описал разнообразные возможности его практического применения – например, электрический телеграф{410}.
После лекции великий визирь Мехмед Фуад-паша, присутствовавший в аудитории, выступил с речью. Он высоко оценил познания лектора в физике и с энтузиазмом поддержал его идею, что развитие современной науки жизненно важно для будущего Османской империи. «Новая физика отличается от старой так же, как пароход от парусного корабля, – заявил великий визирь, который, к слову, был одним из инициаторов Танзимата. – Долг государства – поддерживать развитие науки и промышленности». Зная, что в зале присутствуют исламские священнослужители, он также подчеркнул религиозный аспект современной науки. Нынешний прогресс в физике и химии, утверждал он, базируется на давней исламской традиции. Именно исламские мыслители в Средние века написали ряд важных научных работ по химии, и недаром многие современные химические термины, такие как «алкалоид» (от аль-гилви, что значит «засоление почв»), произошли из арабского языка. Как свидетельствует эта речь, идея золотого века ислама уже начала обретать популярность среди османских модернизаторов. Согласно великому визирю, теория электрического тока была одним из примеров познания «философии божественного»{411}.
Все это было отражением более широкой стратегии – представлять модернизацию Османской империи как часть модернизации самого ислама. Вскоре мусульмане, жившие в Константинополе, начали совершать паломничество в Мекку на пароходах и по железной дороге, а время молитв в Каире стало синхронизироваться по сигналу электрического телеграфа. Если сегодня часто принято противопоставлять религию и современную науку, то в Османской империи это определенно было не так. Великий визирь и многие другие в конце XIX в. считали прикладные науки неотъемлемой частью нового исламского мира{412}.
В начале 1868 г. султан приказал построить на холме с видом на Босфор новую астрономическую обсерваторию. Это была первая специализированная астрономическая обсерватория, построенная в Константинополе с XVI в. Как и в прошлые века, одной из задач Императорской обсерватории было составление исламского календаря (см. главу 2). Однако новое научное учреждение занималось не только астрономией – его использовали и как станцию для наблюдения за погодой и землетрясениями. Благодаря недавним достижениям в физике и химии ученые стали намного лучше понимать поведение атмосферы: теперь можно было отслеживать и даже предсказывать погоду с невиданной ранее точностью. Это имело большое значение для османского государства, особенно когда речь шла о планировании военных кампаний – сухопутных или морских. К концу 1870-х гг. Императорская обсерватория стала центром обширной сети метеорологических станций, которые располагались по всей Османской империи и были связаны между собой электрическими телеграфными линиями{413}.
Наряду с метеорологией настоящую революцию в XIX в. претерпела и сейсмология: открытия в химии и физике помогли ученым разобраться в причинах землетрясений. Константинополь был одним из лучших мест в мире для проведения сейсмологических исследований. Поскольку регион, занимаемый Османской империей, располагался вдоль линии крупного геологического разлома, сильные землетрясения были здесь не редкостью. Директор Императорской обсерватории, видный османский ученый по имени Аристид Кумбари, стал свидетелем самого разрушительного землетрясения в Константинополе в XIX в. 10 июля 1894 г. в 12 часов 24 минуты, когда многие мусульмане возвращались с полуденной молитвы, земля у них под ногами начала содрогаться. Серия мощных толчков, каждый продолжительностью около 15 секунд, превратила значительную часть Константинополя в руины. Сотни человек погибли, тысячи были ранены, многие здания, включая мечети, оказались разрушены. «В городе, кажется, нет ни одной улицы, где бы