сапожник, по вечерам превращающий свою мастерскую в питейное заведение. Третий бар расположен чуть дальше, ещё за одним углом. Пью пальмовое вино, очень крепкое, и вдруг, на втором стакане, чувствую отвращение к этому напитку – он явно не для белых. Поскольку идти в таверну уже поздно, возвращаюсь домой.

Утром – выезд на остров Горе, заброшенное поселение в открытом море, в трёх километрах от Дакара. Горе – это островок, который на протяжении столетий был единственным местом в Западной Африке, где французская администрация могла чувствовать себя в безопасности. Все вылазки вглубь континента, торговля, переговоры с чёрными королями и завоевания завершались отступлением на Горе, куда не досягали ни чума, ни резня, ни бунты, ни жёлтая лихорадка. Горе с его дворцами, базарами, казематами, где томились негритянские рабы, купленные у чёрных королей-завоевателей и затем перепродаваемые по всему миру, с его скромными балами для офицеров и губернаторских жён, жил такой жизнью два века: это была Европа, расположенная впритык к Африке. Европа – полчища авантюристов, жаждущих приключений, поэтов, ведомых грёзами, исследователей, торговцев в погоне за наживой, воителей, стремящихся к славе, и просто неудачников, желающих наверстать упущенное. Нашествие миссионеров, офицеров, охотников, торгашей и евреев на землю, из лесов которой поднимался дым людоедских костров; землю, под первым же слоем которой сверкало золото, а в саваннах водилась слоновая кость; землю, где бились насмерть тысячи вождей, племён, фантастических языков и обычаев.

Затем отважные французы, у которых не было ни хинина, ни шлемов, малыми отрядами продирались сквозь материк, что ни день защищаясь от тысяч туземцев, словно от термитов, с помощью хитроумных интриг, используя разногласия между королями и племенами, и, завоевав, наконец, всё, что можно было завоевать от Океана до Либерии, осели на континенте. Администрация, покинув Горе, сначала перебралась в Сен-Луи, а затем в Дакар. Остров постепенно приходил в упадок. Сегодня здесь проживает лишь горстка рыбаков, есть школа, больница и крепость. Заброшенные дома, покинутые дворцы, покрытые патиной времени и растрескавшиеся от засухи. Деревянные перекрытия прогнили. Большие подвалы-темницы, зарешёченные окна которых обращены в сторону открытого моря, полны пыли и паутины. Нынешний Горе – это запустение и ржавчина на прекрасном лазурном фоне, уникальный памятник чёрнобелой Африки. Исторический памятник и места упокоения белых, сложивших здесь головы, в которых роились безумные мечты, а также могилы негров-кандальников, умерших тут от болезней и жажды волей недоброй судьбы.

Былого острова больше нет. Камеры Негриери на острове Горе пустуют, но негры продолжают умирать под властью белой цивилизации, хотя и по другим причинам. Горе не существует!

«Это земля белых!» Как же горько это звучит в устах белого человека, которому около полудня приходится принимать хинин, которому нельзя купаться в море или в реке, гулять на солнце, пить обычную воду, у которого сдают нервы, который не смеет жить в колонии более двух лет кряду, переутомляться, передвигаться пешком, поскольку в противном случае ему грозят лихорадка и сумасшествие.

Настолько странна и загадочна природа человека и его расы. И мне нужно было отправиться в Африку хотя бы для того, чтобы многое понять в эволюции человеческого духа. Принято считать, что крайняя дикость – там, где царит крайний примитивизм. Есть места, где человек абсолютно гол, живёт на деревьях и только-только научился добывать огонь. Естественно, что здесь процветает людоедство, племена эти дики и непокорны, их верования находятся на самом низком уровне. Казалось бы, соприкоснувшись с цивилизацией, они должны были бы несколько облагородиться. Но какое же это заблуждение! Да я и сам повидал одно из таких мест, между Берегом Слоновой Кости и Верхней Вольтой, где женщины прикрывают свою наготу листьями, а мужчины и вовсе не знают одежды. Годами они видят белых людей, через их земли ведёт одна из важных дорог. Ежедневно по ней проходят негры других племён, на которых, может, и мало одежды, но она изготовлена из ткани. Тем не менее неграм, населяющим пространства вокруг Банфоры, и в голову не приходит, что они тоже могли бы ткать или покупать ткани.

Таким образом, они находятся на крайне низком уровне, на самой первой ступени развития, какую только можно вообразить, и поскольку известно, что в этой части Африки каннибализм ещё не искоренён, предположение о том, что именно эти негры, обитающие неподалёку от Банфоры, и есть людоеды, представляется вполне логичным. Но нет! Негры Банфоры не людоеды и никогда людоедами не были. Люди племени бобо тоже не людоеды, хотя и ходят голышом. Они спокойные, тихие, музыкальные и чувственные. Не людоеды и их соседи лоби, тоже не знающие одежды, дикие до крайности, – их местность белыми ещё не освоена. Они ведут с белыми постоянную войну и от отравленных стрел отказываться не намерены.

Ниже на берегу океана, почти у самой железной дороги живёт племя бауле. Мужчины бауле очень красивы, мягки, обходительны. Среднего роста, мускулистые, но настолько утончённые, что почти хрупкие, как изваяния Праксителя. Я упоминаю скульптуру ещё и потому, что бауле – создатели знаменитых масок. Бауле ведут комфортную жизнь, со вкусом одеты, они тактичнее и приятнее в обращении, чем любой европеец. Женщины элегантны, владеют искусством флирта. Можно было бы сказать: племя бауле к европейцам ближе всего. Нет, племя бауле находится на уровне, который ниже, чем у негров Банфоры. Да, у бауле бывают вспышки чувственности, художественный порыв. Но гений расы тем и ограничивается. Человеку бауле требуется больше времени, чтобы чему-то научиться, он в меньшей степени наделён изобретательностью, любознательностью, менее активен. Это почти сонное, осоловевшее племя, – может быть, оно даже переживает пору упадка. И вот ведь какой казус: негры, живущие на территории между бауле и Либерией, вполне одетые, уверенно идущие своей дорогой, соприкасающиеся с белыми, – они-то как раз и являются каннибалами. Людоедство для них отнюдь не способ прокормиться, и нет прилавков с человечиной, как это бывало кое-где в прошлом. Оно представляет собой вполне обыденные, публичные культовые действия, несмотря на все попытки французских властей их пресечь.

Ранее я упоминал о том, насколько негры пугливы и скрытны. Они за вами следят, но вы этого не чувствуете. Так, когда я купался в море, омывающем золотой пляж острова Горе, без купального костюма, но в шлеме, стараясь держаться ближе к причалу, чтобы его тень хоть как-то защищала от солнца, туземцы, носившие за мной фотоаппарат и акварели, ждали меня вместе с чернокожим комиссаром полиции, разговаривая меж собой и делая вид, что совершенно не смотрят в мою сторону. Да ещё и разгоняли негритят, прибежавших поглазеть. Здесь много прекрасных безлюдных