Шрифт:
Закладка:
* * *
Сольнок
Прокурор Янош Кронберг подошел к ступеням здания суда. У его ног кружилась пыль. Остановившись перед временными деревянными подмостками, сооруженными от улицы до входных дверей, он оглядел царивший вокруг беспорядок.
Ранней весной администрация города утвердила крупный бюджет на ремонт здания суда и тюрьмы. Средства должны были поступить от Лиги Наций, которая одобрила займы на послевоенное восстановление городской инфраструктуры. Утвержденный план преследовал две цели: поменять местами здание суда и тюрьму, чтобы обеспечить выход из здания суда непосредственно на оживленную улицу Горова, и удвоить вместимость тюрьмы, доведя ее до семидесяти заключенных. Последняя цель казалась Кронбергу абсурдной. Он не понимал, зачем такому небольшому городу, как Сольнок, иметь тюрьму таких размеров. Это было выше его понимания. Не дай бог, всякий раз думал Кронберг, если когда-нибудь за решеткой тюрьмы Сольнока окажется одновременно столько преступников.
Однако планировавшиеся финансовые средства были заморожены по бюрократическим причинам. Администрация города перегнула палку в отношении перестройки здания суда в тюрьму, а тюрьмы, в свою очередь, в здание суда. Имеющихся денег едва хватало на обеспечение судебных процессов по текущим делам. Как результат, груда камней, предназначенных для строительства, уже несколько недель лежала без какого-либо движения.
* * *
На боковой стене конюшни была развешена упряжь. Роза потянула к себе сбрую от своего коня и принялась распутывать переплетение пряжек и кожаных ремешков, пока часть их, освободившись, не звякнула об пол. Сняв упряжь с крючка, она почувствовала ее внезапную тяжесть в своих руках. Это было похоже на падающий в глубину водоема якорь. Кожа упряжи была холодной на ощупь, и Розу пробрал озноб.
Перестань быть жестокой с детьми!
Карл буквально умолял ее.
На полу конюшни лежала большая охапка соломы. Соломинки прилипли к подошвам деревянных башмаков Розы, мокрых от росы, царапали кожу ее ног, впившись в чулки.
От твоих побоев у детей остаются синяки!
Роза легким шагом подошла к своему коню, ласково поприветствовала его: «Привет!» Фонарь давал в конюшне лишь тусклый свет, но она так хорошо знала своего коня, что ей не требовалось яркое полуденное солнце, чтобы различить каждую его черту. Ей была знакома каждая длинная ресница на его веках, каждая вздувшаяся вена на его морде. Роза положила руку ему на бок и погладила кончиками пальцев по его гриве.
Когда она ласково заговорила с конем, тот опустил голову. Роза угостила его кусочком сахара и затянула храповый ремешок, а затем подшейник уздечки.
…без детей с таким мужчиной, как Карл, было бы гораздо легче…
Роза подождала, пока Карл не ушел на работу в поле, после чего направилась в конюшню, прихватив с собой тот же узелок, который она привезла с собой в Цибахазу из Надьрева.
…спичка, зажженная у его кровати… падение с лестницы…
Роза запрягла своего коня и подтянула подпругу, затем подогнала шлею и, наклонившись, закрепила подхвостник.
Ну его к черту!
Роза прошла к своей повозке, ее длинное платье по пути цеплялось подолом за неровности соломенной подстилки. Роза наклонилась, подняла повозку за оглобли и подтащила ее к коню, после чего продела оглобли в тяговые петли чересседельника. Если повезет, то она должна вернуться в Надьрев к завтраку.
Она была по горло сыта Карлом.
* * *
Лето в Надьреве прошло спокойно. Молоток сапожника стучал не переставая, чтобы успеть к сроку починить детскую обувь к новому учебному году. У крестьян выдался один из лучших за последние годы урожаев бахчевых. Фруктовые и овощные рынки в Сольноке и Кечкемете были переполнены. Из-за плохих дорог обычно пропадала примерно половина продуктов, которые отправляли на рынок, но в этом сезоне это практически не имело значения. Бахчевых было такое изобилие, что их запас для продажи, казалось, был неиссякаем.
Уже состоялось традиционное шествие по деревне менестрелей и коробейников, среди которых, как обычно, был и Голдман, бродячий торговец. Каждое лето он приезжал в своем крытом фургоне, в котором хранил свой большой сундук, набитый товарами и маленькими пакетиками с мелкими предметами, такими как швейные иглы, шпульки для намотки ниток и пряжи, специи, которые трудно было достать на рынке по четвергам. Голдман останавливался в конце улицы и спускал свой увесистый сундук на землю. Затем он перекидывал через одну руку сумки поменьше и ходил с ними от двери к двери, волоча сундук свободной рукой. «Что у вас сегодня есть для нас?» – живо интересовались у него женщины. Голдман открывал свой сундук, поставив его на колоду во дворе или же затащив в хлев, если шел дождь, и представлял свой товар.
Прежде чем покинуть деревню, Голдман обязательно подъезжал к кузнице, чтобы проверить колеса своего фургона или же починить их. Когда он появлялся в кузнице, каскад искр, сыпавшихся от раскаленного железа, прекращался. Кузнец делал перерыв и отходил от ворот усадьбы, которые он мастерил, или от подковы, которую он чинил, чтобы поболтать с Голдманом. Тот всегда приносил с собой новости из других городов: кто из их общих знакомых умер, кто женился, кто подстрелил огромных размеров фазана. Новости, которые узнавал кузнец от Голдмана, в дальнейшем разлетались по Надьреву, словно птицы. Летом кузница была способна соперничать с правительственными бюллетенями и деревенским глашатаем по информированию жителей Надьрева о последних событиях в стране.
Тем не менее именно глашатай донес до жителей деревни новость о том, что в сельском совете грядут перемены. Освободилась должность звонаря, и до тех пор, пока она не будет занята, обязанность по заполнению всех свидетельств о смерти была возложена на доктора Цегеди-младшего.
Новый человек должен был быть назначен на вакантную должность на совещании сельсовета в ноябре.
У тетушки Жужи был на примете идеальный кандидат для этой работы.
* * *
Роза достала из кладовки пузатые стеклянные банки и расставила их на столе. Чтобы освободить для них место, она отодвинула на столе графин, а заодно убрала скатерть. Банки были старыми, все в мелких царапинах, их стекло с годами потускнело. Проникавший из небольшого окошка