Макс остановился перед входом. Хотел было шагнуть, но вдруг начал проваливаться прямо там, где стоял. Ноги затягивало в холодную, жидкую, чёрную смолу. Макс потянулся в сторону и сразу же утоп по самый пояс. Он стал барахтаться и звать Дамира с Тэссой, но те будто и не слыхали, всё говорили и не могли наговориться, не могли утолить эту безмерную словесную жажду. Слова были везде и повсюду, громкие и не имеющие смысла. Они гудели и разрывали голову, пока Макс тонул. И за чтобы он не хватался, всё плавилось и растекалось.

Вся земля покрытая травой обратилась зелёной лужей, коричневыми красками таяли деревья, и вдруг возникшее на небосводе солнце стекало густой и жёлтой влагой, и небо капало голубой водицей. Куда бы ни устремился взгляд, всё стало мерзким и уродливым, за что бы ни уцепился слух, всё было громким и похабным, разило своей отвратностью.

Макс тонул и захлёбывался, метался, словно загнанный в болото зверь. Окружающая жидкая чернота закупоривала уши, ноздри, лезла в рот сквозь плотно стиснутые губы и даже просачивалась в поры. Макс опускался тяжёлым камнем в глубины мёртвого океана. Отсюда ничего не видно, но если ты существуешь в этой клетке, всё внешнее теряет смысл, и естество сотрясается лишь злобой, ненавистью, страхом и чудовищами, которых порождает разум. Здесь всё потеряно, ничтожно и забыто.

Мир чёрных волн заколыхался. Замелькали тени — силуэты диких псов. Они рычали и клацали челюстями, лаяли и проносились совсем рядом, задевая Макса. В то короткое мгновение можно было увидеть их окровавленные морды. Но тишина гораздо хуже, когда никто не рычит, не бегает и не задевает, не подаёт признаков жизни, а ты всё ждёшь атаки и агрессии в каждом движении тени, но этот момент всё никак не наступает.

Тогда Макс схватился за голову, зажмурился и затрясся. А когда звери вновь оказались рядом, то ощутил их тёплое, влажное дыхание, то, как они принюхиваются и рычат из своей затаённой тишины, готовые разорвать живую плоть. Каково это не видеть и не слышать, но ощущать нутром как незримые пасти сейчас раскроются и вонзят в тебя наиострейшие клыки, будут рвать, кусок за куском, пока не останется ничего.

Макс резко открыл глаза. Он вновь стоял перед входом в пещеру и огляделся. Всё было нормально. Ничего не таяло и своим видом не вызывало тошноту.

Макс раздвинул тонкие ветви, что заслоняли вход и шагнул внутрь, и с каждым шагом вокруг становилось всё темнее, хотя что может быть темнее глубокой, безлунной и беззвёздной ночи.

А затем вход исчез, и осталась только тьма. Ни разглядеть тебе собственных рук, ни услышать дыхания, ни разобрать мыслей, ни почувствовать даже биения сердца в груди. Лишь ветер нагоняет черноту, что разъедает тебя. Ты мечешь взор и тонешь всё сильнее и не к чему приковать взгляд, и ты уже не в силах сделать шаг, ты смотришь вникуда и проваливаешься.

И пока падаешь, слышишь чьи-то неуверенные шаги и прерывистое дыхание, где-то на верхних слоях. Это ты шагнул в пещеру и бродил по ней, пока был собой. Пока ощущал твёрдую почву жизни и знал к чему шёл. А сейчас запутался, и зыбкий путь загнал тебя в болото. Ты лишился воли, чтобы чего-то желать, и ног, чтобы прийти к желаемому. Ты слепоглухонемой паралитик. Муравей, которого вот-вот придавит воображаемый тапок. Никто и звать тебя никак. Ты заточил себя в темнице страха, где нет ни света, ни тепла. Ты волен его освободить. Но согласен ли ты на это?

Монолит тьмы вдруг завибрировал, а сам Макс вскипел и забурлил, словно карбид, погружённый в воду. Его потянуло назад, и он закричал так, как кричит человек, с которого сдирают кожу, так крепко и прочно страхи засели в него. И чья-то рука, стиснув ему плечо, вытащила Макса из пещеры обратно в лес, где он распластался у самого входа, съёживаясь и дрожа, кидая безумные взгляды по сторонам словно слепой, что впервые прозрел, трогая себя и землю вокруг.

— Ты цел? — Спросил Дамир.

Макс был всё ещё где-то в себе. Дамир затряс его.

— Мааакс! Ты цел?!

Макс открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же спрятал лицо в ладонях и заплакал. А когда, несколько минут спустя, чуть успокоился, брат снова обратился к нему.

— Что там произошло? — Спросил Дамир.

Макс протёр глаза и сглотнул.

— Это ты? Действительно ты? — Спросил Макс и потянул руки к лицу Дамира, чтобы ощупать его нос, губы, лоб, уши, волосы, плечи. — Надо же, не иллюзия, настоящий!

Дамир вздохнул и помог Максу подняться.

— Макс, возвращайся к Тэссе и Элайе.

— Но я же не закончил…

— Я всё сделаю за тебя. Пойми, я обещал маме и папе беречь своего братишку. Макс, ты прошёл всего пять шагов и дальше не смог. Нет такой силы, которая бы стоила твоей жизни! Так что, я всё сделаю сам, хорошо?

Макс хотел было его остановить, но брат уже скрылся в темноте пещеры, а самому Максу осталось лишь позорное возвращение. Особенно в глазах Тэссы, что прежде были преисполнены веры и надежды, и это так чётко ощущалось в прикосновении её ладони к сердцу.

Глава 15

Тэсса возвращалась по лесной тропе к дому, когда в яблоневую рощу спустился туман, в котором остались лишь далёкие силуэты деревьев, да и они как-то странно рябили.

Затем в глазах потемнело, голова налилась тяжестью, а в теле возникла лёгкость, даже неосязаемость. От свинцовой тяжести голову начало качать из стороны в сторону, пока заплетающиеся невесомые ноги пытались уравновесить тело.

Всё вокруг стихло, осталось лишь громкое, учащённое дыхание, ну и кровь гулко стучала в висках.

Но Тэсса всё ещё кое-как шла, перебиралась, пусть и мучились тремором руки, а по спине ознобом и зудом проносились мурашки, всякий раз заставляя тело вздрагивать.

Так она брела, пока в груди не проснулась кувалда и не ударила в самое сердце. Тогда Тэсса застыла. А удар гонгом разнёсся по её естеству. Она сделала шаг и тут же провалилась во тьму. Каталась в припадке по земной тверди в тумане и кричала, пока кувалда разила снова и снова. Рок всегда бьёт в самое сердце. И всё больше сгущался туман, умирали звуки, исчезала земля.

Людская фантазия может обогатить этот мир, но сейчас всё было ровно наоборот. Что-то в сознании надломилось, и реальность стала проваливаться в воображение.