Шрифт:
Закладка:
Где бы ни находился молл, всё одно и то же: «Даунтауны сделались подлинными „машинами развлечений“ ‹…› ориентированными на жителей города и пригородов, ищущих что-нибудь новенькое и необычное»[157]. Впечатления подопытных в этих брендшафтах должны быть поистине незабываемыми, чтобы заглушить пение сирен интернета. Помочь им в том призван и «Инстаграм».
«Моллами без стен» мы обязаны одному-единственному человеку – Джону Джерде. Идею «фестивальной торговой площадки» как способа спасения городского центра еще в семидесятые продвигал Джеймс Роуз, Джерде же пригласил вскоре после этого к участию шоу-бизнес. Ремесло свое он изучил основательно. В 1984 году, после стажировки, в процессе которой он, как и Роуз, занимался разработкой моллов в пригородах, вместе с художником Деборой Сассмен Джерде пригласили проектировать олимпийский комплекс в Лос-Анджелесе. Единственной загвоздкой был неолимпийский бюджет – десять миллионов долларов. Как за пару зеленых нарядить целый город перед телекамерами со всего света? Денег не было даже для обычных олимпийских построек. В поисках выхода Джерде обратился к опыту Голливуда. Вместе с Сассмен они разработали декорации, которые выглядели восхитительно в гостиной, но в действительности, на улицах Лос-Анджелеса, были почти неприметны, и могли быть запросто демонтированы после того, как цирк уедет. Олимпиада в Лос-Анджелесе прославилась двумя редкими достижениями в истории Игр: во-первых, в городе от нее мало что осталось, а во-вторых, организаторам она принесла прибыль.
Этого урока Джерде никогда не забывал: врубай мелодраму на всю катушку и качай навар. Его компания сегодня делает громкие заявления: в один из ее моллов ежегодно приходит за покупками миллиард человек; ее проекты в состоянии влиять на рост цен на недвижимость.
«Мы создаем для людей, – говорил Джерде, – демократичную и коллективную среду обитания, в которой они могут быть по-настоящему счастливы»[158].
Но что это была за среда? Как и Джейн Джекобс, Джерде обожал театр улицы. Как в 1988 году он рассказал «Лос-Анджелес таймс», рос он в Оклахоме, Луизиане и Техасе, «довольно пустынных местах», по его словам, без шума и гама[159]. Его первая поездка в Европу, встреча с ее старыми перенаселенными городами стала для него «откровением». Здесь были места, которые казались преуспевающими. Их успех, возможно, отчасти был обязан планировке. Что, если ты умудриться с чистого листа спроектировать целое сообщество, предлагающее своим посетителям такие «места назначения», говорится на веб-сайте архитектора, «в которых жизнь пульсирует благодаря тщательно продуманной последовательности общественных пространств – магазинов, парков, ресторанов, аттракционов, жилья и природы?»
Спустя год после Олимпийских игр в Лос-Анджелесе, чуть ниже по течению – в Сан-Диего, для девелопера Эрнста Хана Джерде спроектировал другие «декорации», которые должны были заманить людей в дряхлеющее сердце города. «Хортон-плаза» стала частью города – кварталом со специализированными магазинчиками, офисами, кинотеатрами, гостиницей, четырьмя универмагами и театром под открытым небом – только в частной собственности. Торговый центр был спроектирован в расчете на «добрососедство». Как сообщал Джерде, он имитировал случайную планировку большого города; добиться этого удалось, доверив проектирование разных частей разным командам (совсем как в игре «Изысканный труп»). Через архитектурный блендер пропустили аллюзии на восточные базары и пьяццы – всё заморское, экзотическое и оживленное. В первый год торговый центр посетило двадцать пять миллионов человек.
Моллы Джерде имели много общего. Они были зрелищны, и не только визуально: позитивный настрой поддерживали встроенные акустические системы. Джерде любил дизайн, который поощряет посетителя к исследованию; во впечатлениях он любил контрасты. По признанию самого архитектора в книге, посвященной его трудам[160], он использовал кривые линии, чтобы «выводить людей из равновесия». Как он считал, людей настолько интригуют кривые линии, что они, будучи не в силах сопротивляться, следуют за ними до конца. Его приятель, знаменитый писатель-фантаст Рэй Брэдбери, какое-то время работал на Джерде, чтобы разобраться в «сюжете» новых пространств. «Мы подбрасывали конфетти слов в воздух, – вспоминал как-то Брэдбери, – и бежали смотреть, сколько каждый из нас смог поймать. Мы копировали города, моллы и музеи десятками, разбрасывали их на полу, ходили по ним ‹…› Я ощущал гордость, что мне было позволено участвовать в этой работе, как Палладио-любителю – со скудным опытом, но футуристическими надеждами»[161]. Формула вновь и вновь находила применение, и всякий раз по-новому: парк развлечений «Сити вок» при «Юниверсал студиос» (1993), целью которого было свести город к одному торговому центру (зачем возиться со всем прочим?), торговый центр «Фримонт-стрит» в Лас-Вегасе (1995), а затем – по всему миру: в Сеуле, Шанхае, Гонконге, Будапеште. А в 2006 году и в Стамбуле.
Стамбул – город с немалой долей прирожденной живости, своеобразного богатства городской палитры, аккумулированного тысячелетиями, которое не требует, как можно было подумать, интенсивной поддержки. Однако это не помешало Джерде, затеявшего зрелищный трюк – возить уголь в Нью-Касл, открыть «Каньон», мегамолл в самом центре города, призванный ускорить переход к двадцать первому веку города, знаменитого своей розничной торговлей – начиная с Большого базара и заканчивая живописными уличными рынками, пусть несколько старомодными по своей концепции.
Внутри «Каньона», расположенного в Леванте, бизнес-квартале на севере Стамбула, – бутики класса люкс, нацеленные на аудиторию читающих журнал «Уоллпейпер» турок, «тщательно подобранную вручную», говорит исполнительный директор торгового центра Маркус Лехто, «нет, для которой мы были почти кураторами». Здесь имеются «Хлеб насущный» с бриошами для джентрификаторов, «Мандарина дак», «Фёрла и