охот­ника, и дом рыбака. Многие поселки сохранились в целости. В Луговом было имение Рудольфа. Так и местечко называлось у немцев — Рудольфштадт. Там, рядом с домом, располагалось надгробие этого графа. Я когда-то читала роман Жорж Санд «Консуэло». Так там дается описание имения: подъем, дубовая роща, подземный ход. Было такое впечатление, что описано именно это имение. Только в книге — другая страна. Благоуст­роенные залы, великолепные камины, резьба, лепные украше­ния по потолкам. Я водила детей и показывала, в каких услови­ях жили графы, а в каких — прислуга.

В России, Белоруссии люди традиционно разделяли два за­нятия: прогулка по парку — это одно, это отдых, а посещение кладбища — это другое, это долг, моральная норма. А здесь их поразили кладбища-парки: «Очень любили ходить на кладби­ще. Там было так красиво, было много цветов, кладбища были как парки. Дети собирали клубнику», — говорит Раиса Сергеев­на Тарту н из Гвардейска.

Александр Сергеевич Штучный приехал в Калининград в 1947 году. Одно из самых ярких первых впечатлений — старин­ное кладбище на месте нынешнего центрального парка:

— Несмотря на пронесшийся смерч войны, здесь была мас­са красивых памятников, склепов семейных захоронений, ка­кие-то особенные деревья, кустарники. Это кладбище своим своеобразием, культурой, чем-то невыразимо особенным так поразило меня, что запомнилось на всю жизнь.

Первым переселенцам бросились в глаза не только своеоб­разные постройки, черепица на крышах, брусчатка, но и отно­шение местных жителей к среде своего обитания.

— Немцы отвечали за место, где жили. Например, проходит мимо дома дорога, и он ее обязан поддержать в самом хоро­шем состоянии. У нас бы этого делать не стали. С какой стати? А у них порядок такой, традиция, что ли. Вот дорога идет, вот его территория, и он обязан следить, чтобы там ни лопухов, ни крапивы не было, ни выбоин, а если есть выбоины, то он их должен заделать, — вспоминает Петр Яковлевич Немцов.

Влияло ли все увиденное на сознание переселенцев? Вот отрывок из беседы с Марией Павловной Тетеревлевой :

— Скажите, на Вас оказала какое-либо влияние немецкая культура?

— Не думаю. Мы жили с мыслью, что все немецкое — враж­дебное, а средства массовой информации вдохновляли созда­вать здесь все советское.

— Но бытовая культура хоть как-то сказалась?

— Не думаю, что квартира с широким коридором или чашки другой формы могут как-то повлиять на культуру. Сейчас мне вспоминается такой курьезный случай. Была какая-то годовщина Победы, и в красном уголке устраивался концерт художествен­ной самодеятельности с последующим просмотром фильма. Несколько женщин явились в трофейных пеньюарах. Цветное кружевное белье было по незнанию принято за выходной наряд.

«Культуру от немцев унаследовать мы не могли, слишком большая обида была на немцев у русских, — так объясняет Евдокия Ивановна Михайлова отношение переселенцев. — Если что и унаследовали, так это чистоту, от которой сейчас уже ничего не осталось. Хотя в те годы город был разбит, но чистота сохранялась образцовая».

О настроениях, которые бытовали среди первых российс­ких жителей Восточной Пруссии, рассказал Александр Игнать­евич Фурманов, в прошлом военнослужащий:

— До сорок восьмого года, мне кажется, почти у всех было стремление больше уничтожить чужого, ненавистного, немецко­го. На политзанятиях нам говорили, что это земля прусского милитаризма, а потом стали учить тому, что давным-давно это были русские земли, а их у нас отобрали; что губернатором Пруссии был отец знаменитого полководца — Василий Суворов.

— Я была на одном митинге уже через год или два после пере­езда, — вторит ему Анна Денисовна Альховик. — Один офицер читал доклад об истории Калининграда и сказал, что это была русская земля. Очень проникновенно рассказал всю историю, вспом­нил Петра, Екатерину. И получалось, что это — русская земля.

В эти дни научных работников музея можно видеть на раскопках древнего городища близ Светлогорска. Совместно с научными работниками Института истории Академии наук СССР они кропотливо изучают остатки поселения людей, населявших наш край около полутора тысяч лет назад. Обнаруженные при раскопках предметы представляют огромную научную ценность. Многие из этих древностей уличают немецких ученых в фальсификации истории, наголову разбивают их лженаучные утверждения о том, что якобы древним населением территории Восточной Пруссии были не славяне, а готы.

Калининградская правда. 1950. 26 июля

Несмотря на размах лекционной пропаганды, информа­ции явно не хватало, что способствовало распространению слухов, подчас самых невероятных, о судьбе области. «Долгое время не было уверенности, что эта территория останется у нас. До шестидесятого года не начиналось массового строи­тельства — не знали, что здесь будет. Я слышал, что Вильгельм Пик настаивал на возвращении Восточной Пруссии ГДР, а Вальтер Ульбрихт уже перестал» (А.И. Т-ов).

Королевский замок, храмы

Кёнигсберг — это история преступлений Германии. Всю свою многовековую жизнь он жил разбоем, другая жизнь ему была неведома. Молчаливы и мрачны здесь дворцы. <...> В центре столицы — цитадель, остроконечный камень чудовищных размеров, в котором просверлены, высечены, выдолблены галереи, ходы, казематы. Они глубоко уходят под землю...

Правда. 1945. 13 апр.

Самой величественной из немецких построек в Кёнигсбер­ге был, безусловно, Королевский замок. Даже основательно пострадавший, разрушенный, он тем не менее производил на переселенцев сильное впечатление. Когда-то здесь размещалась резиденция прусских королей, после воссоединения Германии замок представлял собой в основном музейную ценность. Осе­нью 1944 года во время страшных «ковровых» бомбардировок Кёнигсберга англо-американской авиации на замок обруши­лись десятки тяжелых бомб. Во время штурма Кёнигсберга советскими войсками здесь находился один из опорных пунк­тов немецкой обороны.

— Центр города был буквально погребен под грудами кир­пича и железа. От величественного Королевского замка остался мощный каленый фундамент. Ввысь вздымалась еще не совсем оголенная башенная лестница; наверху башни висел колокол. У главного входа, в нише, обрамленной отшлифованным гранитом, стояла фигура кайзера, — таким в 1946 году увидела замок Александра Андреевна Соколова.

Развалины замка особенно притягивали молодежь. Мно­гие наши убеленные сединами