с ними побеседовал. Откровенно говоря, сомневаюсь, что они его найдут. Думаю, его бросили в костер. Билли Уильямс засыпал костер снежком, но молодой человек, который нашел тело…

– Жак Бродер.

– …сказал, что, когда бросил палку в костер, там было пламя. Потом поднялся ветер, и, возможно, под пеплом были угли и пламя снова появилось, но я думаю, что этим углям еще и помогли разгореться.

– Потому что в костер попало орудие убийства, – кивнул Бовуар.

Несколько минут спустя появилась Изабель и доложила о допросе Альфонса Тардифа.

– Все совпадает, – сказала она. – Так что эту часть дела можно закрывать.

– Да, – согласился Гамаш.

На одно расследование меньше, на одно осложнение меньше – это всегда неплохо. Но…

– Тебе что-то не дает покоя, Изабель?

– Кажется, все как-то уж слишком просто. Альфонс Тардиф мог ничего и не говорить. Он не обязан был признаваться. Никаких доказательств у нас нет. Если бы он сидел себе тихо и слушался адвоката, нам пришлось бы его отпустить.

– Может быть, он хотел признаться, – сказал Бовуар. – У некоторых возникает такое желание.

– Может быть.

– Но?.. – продолжил Бовуар.

– Не знаю. По-моему, все получилось слишком уж быстро, слишком уж гладко. А когда я показала ему видео, он по-настоящему разозлился, словно происшествие в зале было для него неожиданностью.

– А разве не было? Он же не присутствовал на лекции, – заметил Бовуар.

– Нет, он заявил, что зол на себя, но я думаю, он обозлился на брата за то, что тот сотворил. Так мне показалось.

– И что еще ты можешь сказать по этому поводу?

– Да ничего особенного. Мне представляется, что они такие, какими кажутся. Два местных мужика, которые вляпались по самые уши, оттого что голову не включили.

– Ты думаешь, они намеревались ее убить? – спросил Бовуар.

– Я ему предъявила обвинение в пособничестве при попытке убийства, но не уверена, что это именно так. Жаль, у нас нет более четкого видео.

– Давайте продолжать поиски видео, – предложил Гамаш. – А тем временем у нас на руках совершенное убийство. Давайте сосредоточимся на нем.

– Пока мы исходим из предположения, что намеченной жертвой вчера была Эбигейл Робинсон, – сказал Жан Ги. – Но я думаю, нам следует рассматривать и другой вариант: убили того, кого хотели убить.

– Но кому могло понадобиться убивать Дебби Шнайдер?

– Может быть, никто этого и не хотел. Есть еще один вариант. – Бовуар переводил взгляд с Изабель на Гамаша и обратно в ожидании, поймут ли они, о чем он хочет сказать. – Почетный ректор Роберж. Она занимает высокое положение в университете. Кто-то мог иметь зуб на нее или на университет. Преподаватель или студент. Или уволенный рабочий.

– Никто же не знал, что она будет на вечеринке, – пожала плечами Лакост.

– Вот именно. Убийство не было спланировано, мы это установили. Так вот: кто-то видит на вечеринке почетного ректора и срывается с катушек.

– Ты хочешь сказать, что, возможно, это не имеет никакого отношения к профессору Робинсон и ее исследованию.

– Я говорю, что такой вариант нельзя исключать, – произнес Жан Ги. – Но есть и другая вероятность. Вполне себе очевидная.

Гамаш кивнул. Он тоже думал об этом. Как о самом вероятном решении.

– Колетт Роберж убила Дебби Шнайдер во время прогулки. Но зачем? – сказал он.

Изабель с трудом подавила улыбку. Несколькими неделями ранее она с семьей приезжала к Гамашам. Заглянула в книжный магазин в Трех Соснах, увидела там Мирну и Клару, они пили эгг-ног[83] с бренди и слушали «Детство, Рождество, Уэльс» в исполнении автора, Дилана Томаса[84]. Он рассказывал о подарках, которые получал в детстве.

«…И книжки, которые разъясняли все про осу, умалчивая только – зачем»[85].

Старший инспектор только что задал вопрос тем же самым, чуть ли не жалобным тоном. «Зачем?»

– Зачем кому-то, не говоря уже о почетном ректоре, убивать Дебби Шнайдер? – недоуменно проговорил Гамаш.

– И почему именно сейчас? – добавила Изабель.

Кому понадобилось, чтобы Дебби Шнайдер не стало именно в тот момент? Почему не днем раньше или днем позже?

– Допустим, – сказал Бовуар, размышляя вслух, – допустим, убийца поддерживал то, что проповедовала профессор Робинсон. Мог ли он решить, что сейчас она будет полезнее мертвой? Мученица за правое дело. Не это ли предположила Хания Дауд во время допроса?

Гамаш кивнул. Хания говорила, что идеи могут расти, расцветать, плодоносить на теле мученика. Да, такой вариант был возможен. Идея, подпитанная кровью, становилась более действенной.

– А Дебби Шнайдер убили по ошибке, – сказала Изабель.

Или…

– А если не по ошибке? – Гамаш подался вперед. – А если все это было подстроено профессором Робинсон? Вдруг после неудачного покушения ей в голову пришла такая мысль? Что, если состоится и вторая попытка? Убийца, очевидно, метил в нее, но по трагической случайности убил ее лучшую подругу и помощницу? Кампания Робинсон получает международную известность, и при этом без досадной необходимости умирать.

– Неужели ей так приспичило, что она пошла на убийство своей лучшей подруги? – спросил Жан Ги. – Если уж ей хотелось публичности, то не лучше ли было убить почетного ректора? Помните, что вчера сказала Мирна? Эбигейл Робинсон хочет, чтобы ее любили. А значит, единственный человек, который любит ее по-настоящему, практически вне опасности.

– Верно. – Гамаш откинулся на спинку стула.

– В вашей записке, patron, я нашла нечто странное, – сказала Изабель.

– Ай-ай. И что я там навалял? Поздно уже было. Может, описка.

Она улыбнулась:

– Может быть. Вы мимоходом упоминаете, что Дебби Шнайдер называла профессора Эбби Мария.

– Да.

– Может, это ничего не значит, но ее второе имя Элизабет, а не Мария.

– Это всего лишь прозвище, – сказал Жан Ги. – Возможно, они так шутили между собой.

– Типа «тупицы»? – усмехнулась Изабель и, увидев, как сощурился Жан Ги, добавила: – Ну, ты-то вчера был на высоте.

– На высоте бреющего полета.

– Так, давайте разделим обязанности, – вмешался Гамаш, пока дело не зашло слишком далеко.

Бовуар свяжется с родителями Дебби Шнайдер и с университетом. Лакост займется предъявлением обвинений Тардифам и посмотрит, что еще удастся накопать на этом фронте. Арман еще раз поговорит с Эбигейл Робинсон и Колетт Роберж.

* * *

Рейн-Мари смотрела на стопку с обезьянками.

Большинство из них представляли собой шаржированные изображения на документах, но среди вещей нашлись и обезьянки в виде мягких игрушек. Также были две фарфоровые фигурки и детская книга «Любопытный Джордж»[86].

Странным образом не обнаружилось ни одной записи группы «Monkees».

Мурлыча себе под нос мелодию «Последний поезд в Кларксвиль»[87], она небрежно сунула отдельные бумаги в архивную коробку, потом позвонила дочери Энид Гортон и поехала к ней домой в