поступков и дел, ушло вместе с императором Петром Великим. Теперь «лучшие» объявлялись всенародно — назначениями на должности и пожалованными званиями. Но эти изменения в определении достоинств человека мало волновали петербургских обывателей. Они неизменно относились с пиететом к любому лицу, облеченному властью. И когда 29 июня 1733 года торжественно освящали наконец-то завершенный Петропавловский собор, Доминико Трезини стоял где-то в последних рядах шумной толпы новых придворных. Никто не вспомнил и не поблагодарил строителя храма. Новому двору требовались только люди, умеющие вовремя польстить, доставить радость правительнице.

V

Тридцатый год жизни в России Доминико Трезини завершал плохо. Болезнью. Жена и дети утешали: потерпи, наступит весна, опять вернешься к своим строениям. Но сам чувствовал: не работник больше. И сил нет, и пора подводить итоги.

Порой просил принести ему из мастерской чертежи. И тогда, обложившись подушками, начинал медленно, обстоятельно разглядывать их. Будто чужие. Будто впервые увидел. Бывало, радовался, но, случалось, и огорчался. Стучал высохшим кулаком по острой коленке и зло ругался, как не заметил решения простого и удачного. Особенно печалился, когда смотрел рисунки Александро-Невского монастыря. Долго и так и сяк крутил чертеж колокольни собора: «Жаль, что не будет в городе еще одной вертикали… Какой красивый шпиц мог быть…» А потом наступил день, когда и рисунки, и чертежи стали неинтересны. Архитектор угасал, как угасают старики, нежданно лишившиеся цели и смысла жизни… 19 февраля 1734 года, ровно через тридцать лет после отъезда молодого и полного сил зодчего из Москвы в Петербург, Доминико Трезини скончался. Умер в пять утра. В тот час, когда обычно в течение долгих десятилетий начинал трудовой день.

Запись о его смерти сделал каноник церкви Михаила Архангела. В доме на 2-й линии Васильевского острова завесили зеркала.

Хоронили Доминико на шестой день. Старые денщики и верные помощники вынесли гроб и установили на санях. Родные и близкие расселись по возкам, и длинный похоронный поезд выкатился на широкий простор замерзшей Невы.

Никаких документов о траурной церемонии в архивах нет. Но проводить Доминико Трезини пришло, вероятно, много людей. И те, с кем дружил, общался, работал. И те, кто, недовольный новым правлением и новыми временщиками, видел в Трезини «птенца гнезда Петрова», представителя славного прошлого.

Сани скользили по льду мимо зданий, возведенных или замысленных первым строителем Петербурга. В этом городе почти все было связано с его именем. Мимо Гостиного двора, мимо вишнево-красных стен крепости к Выборгской стороне. А в ясном морозном небе высоко над Санкт-Петербургом на шпиле собора беззвучно трубил золотой ангел, провожая в последний путь своего создателя.

Похоронили Трезини при церкви Сампсония Странноприимца, целителя всех больных. Она стояла между «Гошпиталью», возведенной архитектором, и поселением батальона Канцелярии от строений.

При церкви существовало небольшое кладбище. После построения Госпиталя оно стало разрастаться. А вскоре пришлось выделить участок и для многих иноземцев, умерших в Петербурге. Кладбище заняло место между будущим Сампсониевским проспектом и Нюстадтской улицей (ныне Лесной проспект). В 1728 году деревянную церковь начали перестраивать в камне. Она сохранилась и по сей день — с шатровой колокольней, с галереями по боковым сторонам, совсем не похожая на прочие петербургские храмы. Здесь и нашел свое последнее пристанище Доминико Трезини. «При той Сампсониевской церкви христианского народа в погребении многое число и знатных и всяких персон», — писал ее священник В. Терлецкий.

Случилось так, что через шесть лет рядом с церковью похоронили и архитектора Петра Еропкина. Его казнили вместе с кабинет-министром А. Волынским и советником Адмиралтейства А. Хрущовым по требованию Бирона и приказу Анны Иоанновны. В 1885 году на могиле страдальцев установили памятник, доживший до наших дней. А след могилы Трезини потерялся.

Во второй половине XVIII столетия иноверческое кладбище застроили. А православное стало теперь частью парка. Но уцелели на стенах колокольни чугунные доски с обращением Петра к солдатам в утро Полтавской битвы.

Уроженец Тессина, архитектор Доминико Трезини, прозванный Андреем Трезином, был верным «солдатом» всех реформ и преобразований Петра Великого. Посему и слова государя, отлитые в чугуне, могут с полным правом служить эпитафией первому зодчему Петербурга: «Сыны отечества, чады мои возлюбленныя! Пóтом трудов своих создал я вас; без вас государству, как телу без души, жить невозможно. Вы, имея любовь… к отечеству, славе и ко мне, не щадили живота своего… Дела наши никогда не будут забвенны у потомства».

Однако имя и дела архитектора запамятовали быстро. Строгие, рациональные строения его не вызывали интереса. Время требовало дворцов, напоминающих порой гигантские драгоценности, и конюшен, похожих на дворцы. Чем ничтожнее личность правителя, тем больше жаждет он поклонения и тем сильнее алчет роскоши. Само имя Трезини напоминало совсем другие времена, когда достоинством считали деловитость, скромность, заботу об общем благе. Теперь деловитость опять стала уделом работных людей, скромность — свидетельством бедности и отдаленности от двора. А словами об общем благе прикрывали беззастенчивое обогащение.

VI

Доминико Трезини попытался сам напомнить о себе. Незавершенными строениями Госпиталя и Коллегий, допущенными просчетами.

К началу последней болезни тессинца на Выборгской стороне готовы были только флигеля Морского и Сухопутного госпиталя. Предстояло возвести между ними церковь. Недостроенными и неотделанными стояли многие здания Коллегий. Вдобавок ко всему открылась серьезная ошибка Трезини. Он не учел особенностей местного климата. В желобах за аттиками и на стыках фигурных крыш после дождей и снега собиралась вода. Она просачивалась внутрь, заливала потолки и стены, отслаивала штукатурку.

Создали специальную комиссию для освидетельствования. В нее вошли Михаил Земцов, Петр Еропкин и Джузеппе Трезини. Комиссия собиралась, осматривала, решала. А потом последовал указ: все недоконченные работы довершить Михаилу Земцову. Только строительство гигантского отхожего места длиной около 400 метров на втором этаже западной галереи Коллегий, той, что протянулась вдоль тыльной стороны всех зданий, доверили Джузеппе Трезини.

Доканчивать чужую работу всегда труднее, чем делать свою. А тут еще выяснилось, что католик Доминико Трезини собирался поставить госпитальную церковь по оси север — юг вместо оси восток — запад, как положено в России. Серьезное нарушение канона, допущенное им уже однажды при сооружении Александро-Невского монастыря. Теперь Земцову предстояло прямо на строительной площадке «развернуть» храм на 90 градусов. Задача непростая, требующая переделки проекта.

Немало забот породили и дома Коллегий. Решено было изменить форму крыш. Для этого следовало переделать все перекрытия и декоративные украшения, венчавшие здания. Дела хлопотные, требовавшие не месяца и не двух, а нескольких лет. И долго еще, помимо своих собственных строений, неотступно занимался Михаил Григорьевич Госпиталем на Выборгской стороне и зданиями на Стрелке Васильевского острова. А когда через несколько лет вновь понадобились чертежи Доминико для каких-то ремонтных работ, Джузеппе донес в Полицмейстерскую канцелярию: «Модели и чертежи… после смерти реченного полковника Трезина отданы к