о покровительстве и помощи. Не остался глух к жалобам старого друга Ульян Синявин. Возможно, решил помочь вошедший в силу князь Алексей Черкасский. Скорее всего, не без их совета и помощи решился Трезини подать челобитную Анне Иоанновне. Передал прошение накануне начала строения главных врат Донского монастыря — 21 июля 1730 года.

«Всепресветлейшая Державнейшая

Великая Государыня Императрица Анна Иоанновна

Самодержица Всероссийская

С прошлого 1703 года зачал я служить блаженные и вечно достойные памяти Его Императорского Величества Петру Великому, дяде Вашего Императорского Величества, и с того время, и по се число обретаюсь в Российской империи… со всяким моим прилежанием и тщанием беспорочно… отправлял… архитектурные и инженерные строения фортификации, домы, церкви и протчие государственные работы… И в бытность свою при означенных строениях, несколько данных мне российской нации учеников архитектурии цивилии и милитарии обучил, которые при строениях Вашего Императорского Величества действительно поступают гезелями, иныя архитектами, а от фортификации кондукторами и обер-офицерами. А которые после меня выехали архитекты Леблон, Микетти, и те получали через несколько лет жалованья по пяти тысяч на год, а строения никакого ими почти не построено, кроме стрельнинских палат, и некоторые чертежи.

А ныне, я нижайший: нахожусь при старости и имею попечение дабы по толикой моей долговременной Вашему Императорскому Величеству и верной службе жена моя и дети, которых имею у себя сынов и дочерей девять персон, не остались по мне в крайнем сиротстве и бедности…

Всемилостивейшая Государыня Императрица прошу… да повелит Державство Ваше… меня нижайшего раба за ту мою долговременную и верную службу и прилежные труды, всемилостивейше пожаловать в Ингерманландии, в Копорском уезде мызою Зарецкою с принадлежащими к ней деревнями с людьми и со крестьяне, с пашней и с сенным покосом и со всеми к тому угодьи — в вечное потомственное владение.

Вашего Императорского Величества нижайший раб, полковник от фортификации и архитект Андрей Трезин».

Не удержал себя Трезини на старости лет: «а которые после меня выехали архитекты… строения никакого ими почти не построено…» Выплеснул обиду, накопившуюся за долгие годы. Хотя знал, что строили Леблон и Микетти. И хорошо строили. Но везде только отдельные здания. А он весь город ставил. От востока на запад — Александро-Невский монастырь, Летний и Зимний дворцы, крепость, Стрелка Васильевского острова и Галерная гавань на его западном берегу, Кроншлот. Все своим рождением обязано ему, Трезини. А с севера на юг — пороховой погреб на Каменном острове, Госпиталь, Мытный двор на берегу Мойки за Невской прешпективой. А дома по берегам Фонтанки… Каждый участок петербургской земли должен хранить о нем память; где размечал места для строений, где возводил дом, где прокладывал каналы для осушения непригодной земли. И неужто не заслужил ничего за свой повседневный, почти каторжный труд? Воистину справедливы говорящие: кто больше тянет, на того больше кладут. Но гнев никогда не помощник…

А вот покровители Трезини — люди опытные. Они не только выступили ходатаями перед императрицей, но заранее подсказали архитектору, какую мызу следует просить. И Анна Иоанновна ответила на прошение согласием. Это был первый и, пожалуй, единственный за все XVIII столетие случай, когда иностранный зодчий получил в награду поместье. Впрочем, Трезини, недавно пожалованный русским дворянством, уже не считался иностранцем.

Дождавшись окончания пригодного для строительства времени и получив указ на владение поместьем, архитектор укатил в свой любимый Петербург. Его ждали крепость и незавершенная Стрелка Васильевского острова. Наверное, еще не терпелось скорее взглянуть на угодья, хозяином которых стал.

Рождество Трезини встречал дома, в кругу семьи. Новый, 1731 год утешений не принес. Крепостные, полученные в награждение, оказались разоренными вконец. Впрочем, в подобном состоянии находилась вся крестьянская Россия. Непомерные расходы царя Петра на армию, разорение прошедших войн, возникшие по этой причине инфляция, эпидемии, неурожаи и, наконец, увеличившиеся почти на треть в связи с реформой налоги с населения повергли Россию в тяжкое состояние. А если еще учесть, что основные поборы легли на помещичьих крестьян (даже налог с них вырос на 60 процентов), то легко можно понять высказывание Миниха: «Многия провинции точно войною или моровым поветрием разорены».

Обдумавши свое положение, Трезини вскоре после крещенских праздников садится писать отчаянное письмо графу Миниху. Полковник фортификации просит о помощи недавно пожалованного генерал-фельдмаршала.

«Мой Господин.

Глубокое уважение, которое я испытываю к заслугам Вашего Высочества, торопит меня свидетельствовать Вам вместе с моим нижайшим почтением надежду быть принятым Вами со столь щедрой добротой, с которой Вы всегда оберегали мои интересы… Вашему Высочеству хорошо известна моя длительная служба… начиная с 1703 г., с начала основания Санктпетербурга, когда там были только пустоши, леса и вода… Я нижайший должен быть благодарен милосердию Его Императорского Величества который соблаговолил своей милостью… Будучи произведен в полковники фортификации милостью Его Величества Императора Петра Великого пребываю в должности с 1726 года до нынешнего нового года. И потому позволяю себе изложить Вашему Высочеству, как Ея Императорское Величество Императрица Екатерина, благочестивой памяти скончавшаяся в 1726 г., повелела мне послать в Италию моего старшего сына, восприемником которого был Император Петр Великий, который его нарек собственным именем, чтобы он там учился, распорядившись, чтобы Его Высочество князь Меншиков давал 200 рублей в год на его содержание. Однако мне пришлось содержать его на мои собственные средства, как я продолжаю делать, никогда ничего не получив, и будучи обязанным содержать одновременно две семьи…

Мне кажется однако разумным дать мне какую-то субсидию, чтобы поддержать меня в старости обремененной многочисленной семьей… Признаю милость, которую оказала мне Ее Величество Императрица, подарив мне деревушку, но эта деревушка до сих пор стоит мне только больших расходов, так как требует много денег для приведения ее в хорошее состояние, а не дает доходов. Вот почему беру на себя смелость представить Вам все вышеозначенные мотивы, все очень известные…

Возлагаю всю надежду на милосердие Ее Императорского Величества, чтобы оно смилостивилось и призрело за верность моей службы. И это с помощью Вашего щедрого сердца, которому я навсегда до смерти сохраню всяческое признание, с нижайшим почтением, мой господин

Спб.

февраля 25

1731

очень смиренный и последний слуга

Доминико Трезини».

Письмо вызывает недоумение. Столько в нем неточностей и даже ошибок. Сразу же привлекает внимание дата смерти Екатерины. Она умерла в 1727 году, а Трезини пишет — в 1726-м. Как можно перепутать, когда не прошло и четырех лет со дня похорон? Архитектор с гордостью утверждает, что в полковники его произвел сам Петр Великий. Но звание ему присвоили ровно через тринадцать месяцев после смерти императора. И даже с отъездом сына в Италию Трезини допускает ошибку. Из документов известно, что он уехал через три месяца после похорон Петра I, желавшего, чтобы крестник