Ну где же он? Я закрыла глаза и снова увидела бледное лицо и горящие непримиримым огнем глаза, ощутила в руках холодные длинные пальцы…

Здесь!

Не открывая глаз, я опустилась на колени и принялась терпеливо распутывать сложные узлы плетения.

- Что ты творишь? – Хотумони снова подал голос. Значит я на верном пути. – Не смей! Тебе же самой будет лучше… - и уже другим, уговаривающим слащавым тоном. – Ну зачем он тебе сдался? Только насмехался всегда над тобой, заставляя чувствовать всю свою ничтожность и нелепость, унижал.

Что ж, было дело… Но и защищал, доверял… и доверился. А я подкачала. Надо возвращать долги.

Пальцы продолжали ловко распутывать узелки, освобождая тонкую нить. И когда ровная голубоватая ниточка свободно выскользнула из пальцев, я увидела знакомый призрачный силуэт. Взгляд черных глаз обжег, опалил душу вихрем чувств, смешанных и противоречивых, где благодарность сменялась горечью потери, укором, непониманием, сочувствием…

- Возвращайся! Так надо. – прошептала еле слышно и, нервно сглотнув, добавила. – Живи!

Он понял. На секунду прикрыл глаза, соглашаясь и прощаясь. А затем ниточка души потянулась вовне, притягиваемая жаждущим жить телом.

- Довольна? – раздался сердитый голос. – Думаешь тебе спасибо скажут? Памятник поставят посмертно? Для кого стараешься? Ты для них случайный прохожий. Это не твоя семья.

И уже другим слащавым голосом профессионального искусителя полились речи, обещающие исполнить самые заветные желания.

- А хочешь, я верну тебе твою семью? Сделаю так, что мать, которая тебя никогда не любила, опять полюбит тебя. Будет любить больше, чем брата?

- Она любила меня. По-своему, так как умела. Глупо ждать что кто-то даст тебе то, чего у него нет. Она делала все для моего счастья, насколько это было в ее силах. А то, что случилось позже, лишь результат недопонимания. Она по-своему слишком близко восприняла трагедию, но хотела, чтоб я боролась. А я решила, что мне лучше уйти. К чему теперь эти речи? Ты же не можешь поворачивать время вспять.

Извечный замолчал. Много ли он знает о людях? Пожалуй, больше, чем мы сами. Изо дня в день переваривая вязкий субстракт, именуемый душами, изучишь все наши потаенные желания и темные стороны досконально. И возненавидишь. До коликов в животе. Знать все о наших душах, и ничего не знать о причинах, абсолютно не брать в расчет все метаморфозы, что мы претерпевали в течении жизни, в минуты радости, печали или страданий. Кто он – Хотумони? Хладнокровный судья или жестокий палач? А может быть черствый исполнительный тюремщик, зорко следящий, чтоб мы отмотали положенный срок, и ни часом меньше?

- Я могу сделать так, что к тебе вернется твой жених. Ты ведь его любила по-настоящему! О-да! С ним ты будешь счастлива!

- Сделав несчастными других? Вряд ли… Я сама когда-то сделала все, чтобы он меня разлюбил. И я разлюбила то «наше» будущее, что когда-то рисовала в своем воображении. Знаешь ли ты, что остается в душе, когда умирают мечты? Да и не могу я вернуться. Там я умерла. Ты же бессмертная сущность и прекрасно это знаешь. Так к чему все эти пустые обещания? Разве что ты… тянешь время.

Золотые блики дрогнули.

Я приблизилась вплотную к кристаллу. Указательным пальцем надавила на золотистую грань. Палец вошел в камень, как в желе.

- Вот и все. – пробормотала себе под нос, констатируя завершения пути. – Теперь я поиграю в самую большую куклу в этом мире.

Под сдавленный глухой рев я начала погружаться в кристалл. Со всех сторон удушающей липкой массой меня окружила переваривающая души субстанция. И пути назад не было. Это мой последний рубеж. Мое чистилище…

***

Я открыла глаз.

В небе надо мной парили два черных силуэта. Беспомощные и бесполезные в решающей схватке, но упрямо не покидающие поле боя.

Почти все Пожиратели-полипы влились в изрядно растолстевшее тело Хотумони, которое теперь занимало всю площадь около храма, и даже раздавило пару домов.

Над горизонтом показались первые лучи солнца. Хм. Этот извечный чуть меня не перехитрил. И месть моя будет страшна. Я сделаю его первым в истории Бессмертным, совершившим попытку суицида, которая в этом мире должна стать удачной.

Тонкие когтистые лапы поднялись вверх, а затем все разом впились впились в свой единственный глаз.

Боль Хотумони пронзила меня. Его агония стала моей агонией, но я остатками воли удерживала сознание, продолжала разрывать когтями когда-то чужое, а теперь уже собственное лицо.

Все мельтешило перед глазами и в сознании. Узлы распутывались, голубые нити души ускользали, а некоторые рвались и обвисали, улетали прочь вслед за белесыми облачками.

Ничего уже не будет как прежде…

Поверженный, уничтоживший сам себя зверь издал предсмертный вздох и осел на булыжную мостовую площади бесформенной серой кучей.

Желтый кристалл исторг меня, а затем начал втягиваться в брешь мироздания с противным визгом, словно на ускоренной записи воспроизводили тонну ругательств в мой адрес.

А вот меня никуда не притягивало…

Из-за гряды холмов показался край солнца, и его золотые ласковые лучи пронизывали прозрачный воздух, вспыхивали сотнями алмазов в каждой капле росы.

Подняла руку, чтоб заслонить глаза от яркого света. Тщетно. Солнечные иглы пронизывали насквозь мою прозрачную призрачную руку.

И мне вдруг захотелось рассмеяться от того, как стало легко на душе, словно наконец-то сброшен тяжкий камень, как вдруг все стало просто и понятно. У меня есть золотистые иглы и тонкие мерцающие нити, а значит, мой путь еще не завершен. Спокойно и уверенно я приступила к работе…