– Слышь, чувак, у тебя к ней чувства? Ты наверняка в курсе, что она занята. Давай, сознавайся.

– Не в чем сознаваться, – ответил Вронский. – Я просто встал в очередь ее обожателей. – Он взял себе еще пива и кинул вторую жестянку другу, который поймал ее одной рукой. Мерфа отобрали в команду, когда они играли вместе, а Графа – нет… пока приятель не протащил его туда, сказав тренеру, что не будет играть без друга. Юноша улыбнулся этому воспоминанию. – И кстати, Анна случайно ездит не на старом синем «Мерсе»?

– Да, это она. Все остальные приезжают в наше запыленное местечко в совершенно новых, идеально вымытых «Рендж-Роверах» ограниченной серии, но она катается на этом старье. Обычно на заднем сидении у нее сидят огромные собаки, похожие на медведей, но сегодня я их не видел. А что?

Вронский допил пиво и покачал головой.

– Ничего.

Значит, именно она была на перекрестке, перед тем как он свернул сюда. Она, Анна, а он даже не догадался. «Интересно, узнала ли она меня в мотоциклисте?» Он надеялся, что нет: ведь если узнала и не вернулась, то, вероятно, он был прав, когда счел себя придурком.

– О’кей, понял. Но должен сказать, что выглядит это довольно странно: ты появляешься ниоткуда, я ни разу не видел здесь твою уродливую рожу, а я работаю тут уже много лет. А если подумать, мы с Анной начали приезжать сюда одновременно. Конечно, она катается на чистокровных скакунах по пять тысяч долларов каждый, а вот мне платят по минимуму, чтоб я убирал их дерьмо.

– Я и не знал, что ты любишь лошадей, – заметил Вронский, надеясь переменить тему разговора.

– Я и сам не подозревал… и до сих пор не могу ответить на этот вопрос… Хотя некоторые из них крутые, – признался Мерф. – Я получил работу, потому что меня приговорил к ней суд, после того как меня поймали на магазинной краже. Второй привод. Выбор был такой: либо это, либо колония для малолетних, а судья оказался другом мистера Стаугаса и спросил, нет ли у него какой-нибудь работенки для трудного подростка. Он сказал «да» и сразу пристроил меня к делу. Он даже приглядывал за мной, когда мама уехала в реабилитационный центр. Теперь вонючая грязная дыра для меня как дом. Забавно, как случаются такие вещи, верно?

Когда Мерф произнес эти слова, в голове Вронского что-то щелкнуло. Как будто маленькое колесико внутри крутилось, крутилось, крутилось и крутилось, сводя его с ума. Но Мерф уловил суть того, что он чувствовал. Дом. Он хотел находиться рядом с Анной, поскольку что-то в ней заставляло его чувствовать себя как дома.

– Мерф, она меня убивает, – Вронский говорил это так тихо, что ему показалось, будто он вообще не сказал ничего. – Никогда раньше я не испытывал ничего подобного ни к одной девушке. Ради всего святого, я приехал сюда на мотоцикле. Прямо к конюшне. Что со мной творится?

– Чувак, я – трепло, но я неплохой слушатель, если поймать меня в подходящем настроении. – Мерф передвинул несколько тюков, чтоб закинуть на них ноги.

Вронский начал говорить, и Мерф не перебивал. И разве важно, что парни, принадлежавшие к противоположным мирам, не видели друг друга долгое время? Вронский – из золотого миллиарда, а Мерф – из бедной западной части Гринвича, о существовании которой никто даже не подозревал. Целый сезон «Гринвич Блю Джейз» они были неразлучны: делили одну скамейку в команде, заказывали пиццу с двойным сыром и пеперони после каждой игры, а еще шутили, делились секретами и выстроили дружбу, которая оказалась способна преодолеть любой разрыв в состоянии и статусе. И это что-то значило для них обоих, поэтому не было ничего удивительного в том, что они снова сблизились.

XVII

Когда Анна въехала на величественную круговую подъездную дорогу перед родным домом, ее желудок сжался в узел при виде элегантного нежно-голубого «Мини Купера» Элеоноры, закрывающего вид на сад. Лоб и виски заныли от попыток вспомнить: не забыла ли она о запланированной встрече? В последнее время она несколько рассеяна, возможно, что-то могло вылететь из головы. Девушка проверила календарь на айфоне и с облегчением обнаружила, что там ничего нет. С тех пор как она пропустила чаепитие Элеоноры после бессонной ночи в клубе, Анна почти не видела младшую сводную сестру бойфренда.

Она знала, что Элеонора говорила всем, будто Анна – ее лучшая подруга, но сама Анна никогда не называла ее так (по той простой причине, что подругами они не были). А правда заключалась в том, что Анна проводила с Элеонорой больше времени, чем ей хотелось бы: сводная сестра Александра присутствовала на каждом семейном празднике.

Когда Александр еще учился в Брансуике – школе того же уровня, что и Академия Гринвича, Элеонора почему-то всегда старалась держаться рядом, даже не думая спросить, не мешает ли она брату. Александр приезжал сюда раз в месяц на выходные, чтобы повидаться с Анной, но молодым людям редко удавалось побыть наедине. Возвращаясь домой, парень оставался у родителей, а Элеонора всегда была тут как тут.

Если же отцу Анны и Стивена приходилось брать часть работы на уикенд, он мог быть в городе или вне его, мать же часто предпочитала оставаться именно в Нью-Йорке. Ну а сама Анна иногда гостила в особняке родителей бойфренда.

Отец хмурился, когда дочь открыто проводила ночи со своим парнем: это была одна из тех немногих вещей, по поводу которых он отличался строгостью. Мать смотрела на все иначе, поскольку высоко ценила Александра. Когда Гринвичского Старика приглашали на совместные каникулы, молодые люди должны были спать в разных спальнях, а это значило, что если Стивен к такие моменты присоединялся к семье, то парни занимали одну комнату. Анна не позволяла бойфренду оставаться в родительском доме из опасений, что их застукают.

На уикенд она ездила в Бостон. Отец решил, что она будет в корпоративных апартаментах его компании в «Копли Плаза», но дочь там даже не появилась. К счастью, он не особо переживал. Эдвард, казалось, не контролировал Анну, как, она знала, контролировал Стивена.

– Наконец-то! Я ждала целую вечность, – выкрикнула Элеонора, едва Анна открыла парадную дверь: она сидела в главной гостиной и не двигалась, поскольку не была поклонницей Джеммы и Джона Сноу.

Всякий раз, когда сводная сестра бойфренда заявлялась в дом Анны, девушке приходилось выгонять ньюфов из комнаты, и это сводило ее с ума, потому что питомцы просто не понимали причины. Элеонора жаловалась, что у нее