– Да что ты говоришь? – наигранно удивился Вадзим. – Какая прозорливость. А почему ты с такой прозорливостью не догадалась, что если убить двух гребцов, то грести придётся нам?

Пока мужчины сидели на вёслах, сестра оставалась без дела и наблюдала за ними.

– Чем-то недоволен?

– Нет, что ты! – с наигранной радостью воскликнул Вадзим. – Всё прекрасно. Я мечтал гоняться по деревням и весям за какой-то девкой, которую вы вдвоём не можете убить.

– Без тебя мы бы не справились, Вадзим, – тяжело дыша с непривычки, произнёс Белый. – Гребцов должно быть не меньше четырёх…

– Наверное, поэтому их и было четверо! Пока эта пришибленная их не зарезала.

– Я же сказала…

– Заткнитесь, – прорычал Белый, и на ушкуе мгновенно наступила тишина.

По правому борту проплыли огни старгородских усадеб. Там, где прежде стоял дворец Буривоев, было темно.

– Нечего шуметь, – тише добавил Белый. – Ночью на воде звуки далеко разносятся.

Мерно ударяли вёсла. Скрылся из виду Старгород, и всё вокруг погрузилось в кромешный мрак. Один только Белый мог разглядеть тёмную реку и безлюдные берега. Вдалеке на деревьях мелькнули белые, искрящиеся холодным лунным светом тени. Приближалась русалья седмица. Скоро духи Нави обретут свою силу.

Всё ближе раздавались раскаты, и ветер крепчал. Их небольшой ушкуй, на котором обычно разбойничали старгородские ушкуйники как раз потому, что он был лёгкий и быстрый, начало мотать по волнам.

– Нужно причалить, – нерешительно раздалось из-за спины. – В бурю нельзя… перевернёмся.

Белый обернулся на одного из двух выживших ушкуйников. Галка всё же была бешеная. Безрассудная. Вместо того чтобы заплатить, она убила двух человек, и мало того что оставила их без гребцов, так и обрекла всё дело на провал. Теперь выжившие попытаются сбежать или напасть, когда остальные потеряют бдительность. Ещё и Вадзима пришлось взять с собой, чтобы помог грести. Ничем хорошим это закончиться не могло.

– Недалеко мы ушли, – вздохнул Белый, оглядываясь по сторонам. С одной стороны был большой, покрытый мхом камень. – Вон, берите правее.

Ушкуйники были опытные, несмотря на темноту, они узнали берег.

– Господин, – сказал тот, что был побойчее, – а может, к другому месту.

– А что с этим не так?

– Так это… Щурово городище.

– Что?

– Щурово городище, – повторил ушкуйник и на мгновение убрал руку с весла, чтобы осенить себя священным знамением, коснулся лба, губ и груди. – Там когда-то Щур правил. И сейчас туда добрые люди не заходят.

– Хорошо, что мы не добрые, правда? – оскалился Белый. – Греби.

Уже совсем стемнело, и ветер рвал парус, когда они сошли на берег. Поднялись волны, лупили безжалостно, резко, всё норовя сбить с ног. Вчетвером мужчины вытащили ушкуй на берег, прямо к камню.

Блеснула молния, и вырезанный на камне ящер вильнул им хвостом. Белый смерил его холодным взглядом, вытащил нож, провёл по ладони.

На, ящер, пей. Пей и прими гостей.

– Что это? – рядом оказалась Галка.

Она прикрыла голову так, что даже лица её почти не было видно.

– Хозяин местных рек и водоёмов, – разглядывая закруглённый длинный хвост огромного ящера, ответил Белый. – Люди зовут его Щур. Верят, что он обитает в воде и нападает на рыбаков и торговые лодки.

– Ты его видел?

– Не хотел бы я его увидеть. Ему служат местные духи: водяные и русалки. Я слышал однажды, как они шептались…

– И что говорили?

Белый смерил сестру взглядом.

– Да какая разница? Просто не стоит его злить. И вообще не стоит связываться с ним.

Сзади возились гребцы. Они не посмели ни о чём спросить.

До того как пошёл дождь, они все вместе успели установить небольшой навес. Галка развела костерок. Он то и дело норовил потухнуть, и пришлось бежать в лес, собирать ещё не успевший промокнуть валежник. Этого хватило вскипятить воды и напиться кипятка, чтобы не замёрзнуть. Вадзим хотел сыграть, но, ко всеобщему облегчению, побоялся замочить гусли и, обкрутив плотнее в шкуры, спрятал их подальше от дождя.

Ушкуйники молчали. Если бы не дождь, так и вовсе бы отсели подальше. Галка тоже дулась и не хотела разговаривать. Сидела, упёршись локтями в колени, и постоянно чесала запястье. Договор жёг ей руку. Белый был привычнее к боли, почти не замечал её.

Свистел ветер, и деревья стонали. Каменный страж берега нависал над своими гостями и молча наблюдал. В лицо летели холодные брызги. Навес был не слишком надёжной защитой.

Словно из ниоткуда Вадзим достал баклажку и сделал глоток. Гусляр вздрогнул, потряс головой, точно мокрая псина.

– Будешь? – он протянул Белому баклажку.

– Что там?

– Горилка.

Горилка обожгла горло и заставила кровь бежать быстрее, стало так хорошо, что почти захотелось жить.

Вадзим горько вздохнул. Белый сделал ещё глоток. Вадзим вздохнул погромче.

– Держи, – Белый протянул обратно баклажку, но дело оказалось не в этом, и Вадзим снова вздохнул. – Что?

– Ты думаешь, Белый, мне охота вестником смерти служить? Я всегда мечтал быть сказителем, прославиться, петь людям песни, рассказывать сказки, выступать на княжеских пирах, да только…

Он махнул рукой и тяжело вздохнул. Черноволосый, мохнатый, словно медведь, Вадзим походил теперь на печальное дитя. Здоровое дитя почти в сажень ростом.

– Только одними сказками да песнями сыт не будешь, а у меня мать старая, сестрёнки. Я их вот в Старгород смог перевезти прошлым летом, избу им поставил, двор свой. Здесь и сестёр замуж выдать легче будет…

Дождь застучал в парусину над их головами с новой силой, точно пытался сорвать её. Один из ушкуйников приподнялся, чтобы крепче закрепить навес.

– А я думал, ты всё пропиваешь.

– Столько, сколько ты мне приносишь, Белый, – усмехнулся невесело Вадзим, – не пропьёшь. Но что важнее, ты мне даришь истории. Такие, какие я бы сам в жизни не сочинил. Может, всё же получится облачить их во что-то красивое и родится у меня ещё хорошая песня. Такая, чтобы прославиться на весь белый свет, как Баян…

– Про чудище и яблоневый сад?

– А хоть про него, – уже веселее сверкнули чёрные глаза. – Хорошая же история. И девка хорошая, – неувереннее добавил он. – Жалко её будет.

– Хорошая, – губы сжались в тонкую линию. – Догнать бы ещё.

– Так вы это, – подал голос второй, до этого молчавший ушкуйник. – Чё это… те самые… Вороны?

Товарищ толкнул его в бок локтем:

– Закрой рот, дубина, они нас теперь…

Он встретился глазами с Белым.

Да, теперь их точно придётся убить, когда придёт время.

Гроза оградила их от всего остального мира. Не осталось ничего, кроме камня Щура, ничего, кроме их затухающего костерка. А скоро и тот потух, и мир стал ещё меньше, ещё темнее.

Остальные заснули, даже трясущиеся