Шрифт:
Закладка:
112. Сэр Томас Мор, Линкольнс-Инн, 1496
Кто-нибудь, устройте этой девчонке карусель[65]! Она выходит замуж. Ах, лучшие умирают молодыми. Как его зовут, забыл? Франческо. Итальяшка? Я ходатайствую об отмене приговора. Вообще-то наполовину тринидадец. ЭТО ВЗБЕСИВШАЯСЯ ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ. Нет, Нат, серьезно. Всего самого-самого. Мы все желаем тебе самого-самого. Я не верю в самое-самое. Где мое приглашение? Да, где мое приглашение? Осторожнее с этим стаканом! Никто не приглашался. Даже семья. Мы хотим быть одни. О-о, эксклюзив! Кто-нибудь, поднимите ее. Пол говорит, он хорошо обеспечен. «Дурхам энд Маколи». На скорую руку в Излингтонской ратуше. Медовый месяц в Позитано. Бизнес-класс. Да, мы все об этом знаем. О да, мы знаем. Блейк не дура. О-па! Мимо. Суть в том, что ты присоединяешься к другой стороне. Вражеский лагерь. Мы будем вынуждены продолжать поиск любви в твое отсутствие. Этот парень, Франческо: он считает, что секс должен быть только после свадьбы? У итальянцев такая традиция. Католик, надо полагать. Да, надо полагать. Фрэнк. Все зовут его Фрэнком. Он только наполовину итальянец. Джейк, возьми ее правую ногу. Эзра, возьми левую. Амита, держи задницу. Опустите меня! Ты дежурная по заднице. Амита, дорогая. Возражение! Как так получается, что Амите достается лучшая часть? Потому что так уж получается. Возражение не принято. Почему джентльмен в наши дни больше не может упоминать заднюю часть тела дамы? Я ТЕБЕ ГОВОРЮ, ЭТО ПОЛНОЕ ОТСУТСТВИЕ ПОЛИТКОРРЕКТНОСТИ – да ну его в жопу. Раз, два, три, ПОДНИМАЕМ.
Стажеры-барристеры, улюлюкая, понесли Натали Блейк через дорогу. Ее нос чуть не задевал арки дверных проходов шестнадцатого века. Как далеко от дома!
– ОНА УТРОМ ВЫХОДИТ ЗАМУЖ.
– Послезавтра. Это чья там статуя?
– Моя латынь хромает… ни хера не понимаю… Мы куда идем? На север? На запад! Тебе на какую линию метро, Нат? На Юбилейную?
113. Miele di Luna[66] (две недели)
Солнце.
Просекко.
Выбеленное небо.
Ласточки. Вверх. Вниз.
Голубые камешки.
Красные камешки.
Подъемник к берегу.
Пустой берег. Восход. Закат.
«Ты знаешь, как это редко в Италии?
Вот за это ты и платишь —
за тишину!»
О.
Он плавает. Каждый день.
«Вода идеальна!»
Волна.
Английские газеты. Два пива. Аранчини.
– Ничего, если мы поставим его на эту тележку? Мы сняли номер пятьсот двенадцать. Вот мой паспорт.
– Конечно, мадам, вы в номере для новобрачных. Не возражаете, если я у вас кое-что спрошу? Вы откуда?
Волна.
На руках официанта белые перчатки. Некрологи. Обзоры. От обложки до обложки.
Ром и кола. Чизкейк.
– Я могу записать на наш номер. Тот, другой, сказал, что не возражает. Пятьсот двенадцать.
– Конечно, мадам. Как это называется по-английски?
– Бинокль. Мой муж любит птиц. Странно произносить это слово.
– Бинокль?
– Муж.
Общедоступный берег на стрелке полуострова. Четыре мили отсюда. Улюлюканья. Крики. Смех. Музыка из громкоговорителей. Больше тел, чем песка.
Хотела бы здесь побывать?
Пусто.
Эксклюзивно.
«Это и вправду настоящий рай!»
ой
волна
Одинокая семья. Красный зонтик. Мать, отец, сын. Луи. ЛУУУУ-ииии!
Розовые шорты. ВОЛНА.
Нигде и ничего.
ЛУУУУ-ИИИИИ!
Коктейль с водкой.
– У вас есть ручка? Вы не знаете, откуда они?
– Париж, синьора. Она – американская модель. Он – компьютер. Француз.
Луи ужалила медуза. Драматическое событие!
Коктейль с ромом. Креветки. Шоколадный торт.
– Пятьсот двенадцатый, пожалуйста.
– Мадам, я вам говорю: это невозможно. Здесь нет медуз. Мы элитное заведение. Вы не плаваете из-за этого?
– Я не плаваю, потому что не умею плавать.
Linguine con vongole, джин и тоник, коктейль с ромом.
– Сеньора, вы откуда? Америка?
– Пятьсот двенадцатый.
– Это ваш бойфренд плавает?
– Муж.
– У него такой хороший итальянский.
– Он итальянец.
– А вы, синьора? Dove sei?[67]
114. La isola che non c’è[68]
– Ты должна хотя бы раз постоять в воде, – сказал Фрэнк Де Анджелис; Натали Блейк посмотрела на прекрасный коричневый торс мужа, с которого капала соленая вода, и вернулась к чтению. – Ты таскаешь с собой эти газеты с самого самолета. – Он заглянул через ее плечо. – Что там такого интересного? – Она показала ему помятую страницу частных объявлений, покоробленную водой. Он вздохнул и надел солнцезащитные очки. – «Родственные души». Che schifo[69]. Не понимаю, почему тебе нравится эта ерунда. Меня от них плющит. Столько одиноких людей.
115. Олд-Бейли[70]
Йэн Кросс просунул голову в комнату стажеров. Комната, полная стажеров, вселяла надежду. Кросс посмотрел на Натали Блейк.
– Хочешь увидеть, как плачет взрослый присяжный? В Бриджстоуне ищут случайного стажера для видимости присутствия. Судебный зал номер один, Бейли. С Джонни Говно-Хэмптоном. Не беспокойся, тебе ничего не придется делать. Только хорошо выглядеть. Возьми свой парик.
Она порадовалась, что ее выбрали. Это доказывало эффективность ее стратегии в сравнении, скажем, со стратегией Полли. Не завязывай никаких романтических отношений со звездами уголовного суда. Хорошо делай свою работу. Жди, когда твою хорошую работу заметят. Невинность и гордыня сохранялись ровно до того момента, когда она заняла свое место и увидела на галерке семью жертвы – безошибочно узнаваемых выходцев с Ямайки, мужчин в засаленных серых двубортных костюмах и женщин в широкополых шляпах, засеянных россыпью синтетических цветов.
– Смотри и учись, – прошептал Джонни, поднимаясь для вступительного слова.
116. Вуайеризм
Защита строилась на тех же базовых принципах, что и преосуществление. Кто-то другой воспользовался квартирой викария, чтобы искромсать женщину. Кто-то другой выносил ее тело по частям в мусорных мешках в Камден-Лок в двадцати ярдах от собственной задней двери. Он сказал, что ключ свободно циркулировал между прихожанами, у многих были копии. То, что в жертве обнаружили его сперму, было только свидетельством еще одного совпадения. (Газеты нашли несколько подозрительно похожих друг на друга местных проституток, которые утверждали, что знали викария в библейском смысле этого слова.)
– Но здесь судят не расу, – сказал Джонни, легким движением руки обращая внимание присяжных на Натали Блейк, – а допустить превращение процесса в расовый означает основывать бремя доказывания – а это ваша,
