– Извини за вчерашний вечер, Блейк. Я иногда идиот. Часто.

Натали Блейк столкнулась с явлением, прежде ей неизвестным: человек по собственной инициативе признавал свою ошибку и извинялся за нее. Уже гораздо позднее, во время совместной жизни, Натали Блейк пришло в голову, что прямота ее мужа, возможно, является следствием тех необычных преимуществ, которые он получил от рождения. Но в тот день она была просто обезоружена его поведением и благодарна.

«Ты поспеши, много чего пропустила». Он начал нашептывать ей в ухо согласованные сторонами факты, делал он это с избыточной уверенностью, а также с преувеличениями и не относящимися к делу комментариями, отчего ей приходилось, тезисно набрасывая основания для апелляции, на ходу редактировать то, что он говорил. «А теперь младший адвокат. Прошу, вам слово». Младший адвокат поднялся с места. Натали повернула голову, чтобы посмотреть на Фрэнка в профиль. Он и в самом деле был самым красивым мужчиной из всех, каких она видела. Широкоплечий, импозантный. Цвет глаз был чуть светлее цвета кожи. Она перевела взгляд на младшего адвоката. Он выглядел неловким, угреватым. Он почти не отрывал глаз от стопки листов формата А4 и дважды назвал женщину-преподавателя «ваше преосвященство».

92. Послеобеденное

– Где мы? Почему я здесь?

– Мэрилебон. Лондон не начинается и не заканчивается Килбурнским шоссе.

– Я получила комнату в Иннах.

– Аргумент Марии[60].

– Фрэнк, забери меня обратно. Я не знаю, где я.

– Неопределенность иногда идет на пользу.

– У нас утром был учебный судебный процесс. Старик, еда была просто отвратительная. И слишком много вина. Ты тоже езжай домой.

– Я дома. Я здесь живу.

– Никто здесь не живет.

– Ах ты маловерная. Это дом моей бабушки. Почему бы тебе не попытаться хотя бы раз расслабиться и получить удовольствие?

93. Simpatica[61]

В холодильнике обнаружилась только большая розовая коробка из «Фортнум энд Мейсон». В коробке лежали четыре ряда миндального печенья приятных пастельных оттенков. Натали Блейк принесла их туда, где сидел Фрэнк, выброшенный штормом на кухонный островок. Белое пространство во всех направлениях. Он взял коробку, положил руки ей на плечи.

– Блейк, попытайся расслабиться.

– Не могу расслабиться в таком дворе.

– Снобизм шиворот-навыворот.

– Ужасно хочу есть. Еда была ужасная. Накорми меня.

– Потом.

Он повел ее наверх мимо картин и литографий, семейных снимков и выцветшего дивана в коридоре. Они вошли в маленькую мансарду на самом верху квартиры. Кровать стояла прямо под свесом крыши; Натали все время билась локтем о книжный шкаф. Тома юридической литературы, Толкиен, куча дешевых ужастиков восьмидесятых годов, мемуары бизнесменов и политиков. Она увидела одинокого друга. «В следующий раз – пожар»[62].

– Я думаю, он знал мою бабушку в Париже.

– Хорошая книга.

– Я тебе верю, младший адвокат.

94. Радости именования

Может быть, секс – это вовсе не про тело. Может, это функция языка. Движение сами по себе ограниченны, в твоем распоряжении ограниченное число инструментов и ограниченное число мест, где ты можешь их употреблять, и Родни в техническом смысле ни в коем случае не был дефективным. Он был молчаливым. Тогда как глупые, неуправляемые, раскованные, непристойные байки Фрэнка оказались здесь, в спальне, как нельзя кстати.

95. Посткоитальное

– Он был выходец из Тринидада, жил в Южном Лондоне, работал на железной дороге. Она говорит «машинистом», чтобы произвести впечатление, но это неправда. Охранником. Потом работал где-то в офисе. Она познакомилась с ним в парке. Я его никогда не знал. Харрис. Вообще-то я должен был зваться Фрэнк Харрис. Он умер. Это все.

Даже голый он бахвалился. Натали Блейк маневрировала, пока не заняла позицию сверху и не заглянула ему в глаза. На взрослом лице по-прежнему явно читалось мальчишеское выражение уязвимости, гордыни и страха. Именно эти качества и притягивали ее. «Вернулась в Милан, беременная мной. В семидесятые. Потом в Апулию. Потом в Англию в школу. Это не проблема расти так – это была просто сказка. Я любил школу». Единственный ребенок. Легендарная семья, богатая, хотя и не такая богатая, как когда-то. «Когда-то, давным-давно, каждая порядочная семья в Италии имела газовую плиту “Де Анджелис”…» Никто не знал, что делать с его волосами. Разговорным английским не владел. Опасно красив. Восемь лет.

96. Единственный автор

– Но ты делаешь из меня жертву, а я говорю, что прекрасно жил, а это все были мелочи, я, вообще-то, даже не понимаю, почему мы о них говорим. У тебя все вопросы наводящие. Редкий негроидный итальянец имеет счастливое детство, учит латынь, конец фильма. А потом между тысяча девятьсот восемьдесят седьмым и нашими днями не происходит ничего интересного. – Он театрально поцеловал ее. Может быть, она всегда будет приглядывать за ним, помогать ему становиться настоящей личностью. В конечном счете она ведь сильная! Даже относительная слабость в Колдвелле обращалась в мире во впечатляющую силу. Мир требовал от человека гораздо меньше и имел более простую конструкцию.

97. Nota bene

Натали не дала себе труда подумать, не сделала ли с Франком частная закрытая школа то же самое.

98. Полугодовой юбилей

– Фрэнк, я пошла вниз. Не могу работать, когда телик орет. Можно я возьму «Смита и Хогана»[63]?

– Да. И сожги ее.

– А как ты будешь сдавать этот экзамен?

– Сообразительность.

– Это что такое?

– «MTV Base». Музыкальные клипы – единственная радостная форма современного искусства. Посмотри на эту радость.

Он приподнялся на кровати и ткнул пальцем в танцующую потаскушку в белом спортивном костюме.

– Я был в Апулии, когда он умер. Никто не понял. «Какой-то жирный гангстер? Да и черт с ним!» Так к этому отнеслись. Это даже никакая не музыка, если их послушать.

Все, что он говорил, было великолепно. Ему не хватало только того, что итальянцы называют forza[64], но это обеспечит сама Натали Блейк (см. выше).

99. Фрэнк ищет Ли

Солнце пробилось через жалюзи длинными тенями. Натали Блейк стояла в дверях гостиной; она нервничала, сжимала в руке графин с водкой, готовая залить спиртным любое огорчение. Ли и Фрэнк сидели бок о бок на бабушкином диване. Натали прекрасно видела, что Ли уже миновала стадию гадкого утенка, она стала не долговязая – высокая. Уже не рыжая – каштановая. Период экспериментов закончился. Джинсовая юбка, капюшон, сапожки с оторочкой из искусственного меха, толстое золотое кольцо в каждом ухе. Вернулась к корням. Натали Блейк посмотрела на своего бойфренда Фрэнка Де Анджелиса: он распределял на стеклянной столешнице кривые белые линии, а ее хорошая подруга Ли Ханвелл свернула купюру