спортивные штаны с надписью СЛАДКАЯ на заднице и джинсовая куртка в обтяжку, под которой виднелся желтый бюстгалтер. У нее была фиолетовая челка, серьги-кольца до плеч. Красные туфли на платформе с каблуками в пять дюймов. Несмотря на одного малыша и новорожденного младенца, которых она возила в двойной коляске, Тония сохраняла пропорции супергероини из комиксов. Натали же была прискорбно «маргар», как говорят на Ямайке. Белые считают, что это означает «худой» или «спортивный», и непременно в положительном смысле. Для Натали же это означало полную бесформенность и непримечательность. Кожа Тонии никогда не имела пепельного оттенка, а всегда была шелковистой и великолепной, и у нее никогда не появлялись отвратительные розовые угри, которые иногда высыпали на лбу Натали, в том числе и сейчас. Если зубы у Натали были маленькие и серые, то у Тонии – крупные, белые, ровные и сейчас выставленные напоказ в гигантской улыбке. Когда Тония приблизилась, Натали была уверена, что у нее, у Натали, вокруг рта масло от тефтелей. Но, возможно, все это вымещение тревоги в физическую область представляло собой женский способ упрощения гораздо более глубокого и более необъяснимого различия, так как Натали считала, что у Тонии есть дар умения жить, тогда как у самой Натали такого дара не было.

– Твои детишки просто преступно хорошо выглядят.

– Спасибо.

– Посмотри на Андре – он бесстыдно знает об этом.

– Это его отец. Отец купил ему цепочку.

– Он у тебя совсем типа: я трехлетний прожигатель жизни.

– Ты просто мои слова повторяешь! Правда-правда.

Под улыбкой Тонии Натали видела, что ее кузина разочарована этим разговором, что она, как обычно, хочет установить более глубокую «связь» с Натали, которая именно этой близости и хочет избежать, а, как следствие, сохранить этакую поверхностную и приятную декорацию отношений с кузиной, чтобы держать Тонию на расстоянии. Теперь Натали поставила Андре и взяла Сашу. Дети не казались Натали реальными, сколько бы она ни держала их на руках. Как Тония могла быть матерью этих двух детей? Как Тоние могло быть двадцать шесть? Когда Тония перестала быть двенадцатилетней? Когда наступила ее взрослость?

– Я, значит, вернулась в Стоунбридж к маме. С Элтоном мы разошлись – точка. Я устала попусту тратить время. Но у меня все хорошо. Я вернулась к учебе – на Долли-Хилл. Колледж Северо-Западного Лондона. Туризм и гостеприимство. Учеба, учеба. Нелегко, но мне нравится. Ты для меня пример!

Тония положила руку на плечо ее, Натали, уродливого пиджака цвета морской волны. Что это такое было в ее глазах – жалость? Натали Блейк не существовало.

– Как твоя подружка? Эта хорошенькая девочка. Рыжеволосая.

– Ли. У нее все хорошо. Замужем. Работает в совете.

– Правда? Здорово. Дети?

– Нет. Нет пока.

– Вы такие – все на потом откладываете, да?

Тония перенесла руку с плеча кузины на ее голову.

– Что у тебя тут такое, Кейша?

Натали прикоснулась к своему неровному пробору, сухому пучку волос, зачесанных назад, без всяких наворотов.

– Ничего особенного. Вечно не хватает времени.

– А я все это сама делаю. Микрокосички. Приходи, я тебе сделаю. Всего шесть часов. Можем прямо этим вечером. Заодно обо всем поговорим.

127. Связь между хаосом и другими качествами

В «РСН Ассошиэйтс» закон торчал из сломанных папок, которые стояли в коридоре, туалете и на кухне. Этот хаос был неизбежен. Но в какой-то мере он обладал и эстетическими свойствами, немного преувеличенными адвокатами, имеющими цель продемонстрировать самозабвение, искренность. Натали видела, что ее клиенты находят этот хаос успокоительным, так же как другой тип клиентов находил утешение в фальшивых диванах в стиле королевы Анны и картинах с изображением фоксхаундов в Миддл-Темпл. Если ты работал здесь, то исключительно из любви к закону. Только истинные поборники добрых деяний могли быть так бедны. В дни судебных заседаний клиентов направляли в магазин готового платья Джимми. Победы праздновались корпоративно с дешевым вином, питой и хумусом. Когда солиситор РСН появлялся в камере у клиента, то приезжал он на автобусе.

128. «На передовой»

Время от времени Натали сталкивалась в суде или в полицейских участках с корпоративными солиситорами, которых знала еще по университету. Иногда она разговаривала с ними по телефону. Обычно они театрально хвалили ее юридическую этику, сильный нравственный характер и безразличие к деньгам. Иногда заканчивали двусмысленным комплиментом, подразумевающим, что улицы, на которых выросла Натали и на которых теперь обитают ее клиенты, на их, солиситоров, взгляд являются безнадежным местом, вроде зоны ведения боевых действий.

129. Возвращение

Езда из дома на работу и обратно убивала ее. Иногда простой выбор слова может дать неплохие результаты. Это «убивала» стало предпосылкой к ее возвращению на С-З. «А как быть с моей ездой туда-сюда?» – возражал Фрэнк Де Анджелис. «Юбилейная линия, – сказала его жена Натали Блейк. – От Килбурна на Кэнари-Уорф». Она аккуратно составила контракт, взяла кредит, разделила депозит на две части. Все это ради дома в Килбурне, который ее муж мог приобрести без всяких проблем, не моргнув глазом. Когда сделка была совершена, Натали купила бутылку кавы, чтобы отпраздновать. В шесть часов, когда она взяла ключи, он все еще был на работе, он все еще находился там в восемь – а потом неизбежный звонок в девять сорок пять: «Извини, полуночница. Езжай без меня, если хочешь». Девиз брака. Натали Блейк позвонила Ли Ханвелл: «Хочешь увидеть, как я перенесу свое тело через порог?»

130. На круги своя

Ли повернула ключ в заедающем замке. Натали вползла следом во взрослую жизнь. Примечательную своей тишиной и приватностью. Электричество так и не подключили. Ясная луна освещала голые белые стены. Натали устыдилась своего кратковременного разочарования: после стольких месяцев жизни в доме у Фрэнка все казалось тесным. Ли прошлась по гостиной и свистнула. Она руководствовалась старым масштабом измерений: в два раза больше колдвелловской двушки.

– Что это там?

– Крыша нижнего этажа. Это не балкон, агент сказал, ты не можешь…

Ли прошла через раздвижное окно на увитый плющом выступ. Натали за ней. Они скурили косяк. На подъездной дорожке внизу сидела жирная лиса, нахальная, как кот, и смотрела на них.

– Твой плющ, – сказала Ли, трогая его, – твой кирпич, твое окно, твоя стена, твоя лампочка, твоя канализационная труба.

– Я владею этим на паях с банком.

– И все же. Эта лиса беременна.

Натали принялась вытаскивать пробку – та выскочила, ударилась об стену и улетела в темноту. Она сделала глоток из горлышка. Ли подалась к ней и отерла подбородок подруги. «Кава-социалистка»[75]. А теперь смотрим, как Натали переформатирует разговор. Это женское искусство. Она останавливается на полпути к вершине, где находятся