— Но не торопитесь, — продолжает он. — Давайте хотя бы пообщаемся. Мне бы очень хотелось познакомиться с вами поближе.

— Со мной? — удивляюсь я. — Это ещё почему.

— Да, — неопределённо взмахивает он рукой, — потому что вы человек непростой и интересный. Очень интересный.

Твою дивизию! Что это за хренотень.

— Нет, я обычный и совсем безынтересный, — качаю я головой.

— Ну-ну-ну… Не скромничайте. Уж мы то толк в людях знаем. Хорошо знаем.

Я молчу и ничего не говорю, пытаясь сохранять недоумённое выражение, но даётся это нелегко.

— Я всё-таки пойду, — улыбаюсь я. — Мне домой надо, меня родители ждут. И мне, кстати восемнадцати нет ещё.

— Да это неважно. Возраст не имеет значения. Мы ведь здесь не просто так сидим, мы Родину охраняем. Родители поймут. Тем более, папа ваш человек военный, в Анголе воевал, так что он-то точно знает, что такое «надо». Правда?

Я киваю. Как-то мне действительно не до смеха становится. Он меня знает, об отце осведомлён. Блин… С Куренковым я разговаривал утром и он мне подтвердил встречу. И вдруг внезапно улетел в Москву? Ну-ну, на истребителе что ли?

— А как вас зовут, простите? — обращаюсь я к Папанову.

— Я Михаил Михайлович, — холодно улыбается он. — Пока этого достаточно. Мы с тобой, Егор, сделаем так. Я задам тебе пару простых вопросов, а ты честно и откровенно на них ответишь, идёт? А когда ответишь, пойдёшь домой. При условии, что твои ответы меня устроят. Согласен?

— Согласен, — отвечаю я.

— Ну и прекрасно. Тогда ответь мне, пожалуйста, у тебя были половые сношения с Ириной Новицкой?

Чего? Вы охренели что ли? Это что за подстава?

— Нет, конечно, — отвечаю я, не моргнув. — Напоминаю, мне восемнадцати нет ещё.

— Угу, — кивает он. — Следующий вопрос. Ты встречался с сотрудником КГБ Латвии Владимиром Смирновым?

— Не припоминаю такого человека. Думаю, нет. Имя незнакомое.

— Понятно, — кивает Михал Михалыч. — А какова роль Романа Куренкова в деле о смещении начальника областного УВД Генерал-майора Троекурова и второго секретаря обкома Каховского?

— Представления не имею, о чём вы говорите, — отвечаю я.

— Ясно. А как Куренков связан с криминальными группировками? С тем же Цветом?

— Вы мне, Михаил Михайлович, задаёте вопросы, на которые у меня не может быть ответов. Я же ещё школьник.

— Послушай, Егор, — устало улыбается он, а в глазах его читается сочувствие и доброта. — Возможно, ты думаешь, что делаешь Куренкову доброе дело, покрывая его. Или вообще просто поступаешь порядочно, не предаёшь Романа. Но только это всё чушь. Куренков враг. Слышишь меня? Да, он враг, казавшийся милым и хорошим. Но только это было ложью. Он волк в овечьей шкуре. Враг, проникший в самое сердце нашей защиты. Он, как таракан, пробрался в комитет и занимался своей вредоносной вражеской деятельностью. Так что ты не поступаешь хорошо, покрывая его. Выгораживая врага, ты сам становишься врагом. Разве ты враг советскому государству? Ты враг своей Родине, Егор Брагин?

Ипат-Копат. Вот это поворот… Враг ли я своей Родине? Да я её единственная опора. И ещё надежда на спасение. Как так вышло-то? Блииииин!

— Не слышу, — хмурится он.

— Нет, — качаю я головой. — Я не враг. Как я могу быть врагом моей Родине? Она дала мне всё, что у меня есть. Просто я не знаю ответов на ваши вопросы.

— Да, это правда, Родина дала тебе всё, а ты, вместо того чтобы помочь ей, глумишься, как иностранный шпион. Очень плохо, что ты не хочешь помочь своей стране. Очень и очень плохо. Ты пойми, Егор, Родина без тебя обойдётся, а вот ты без неё — нет.

Я молчу.

— Ну что же, — со вздохом говорит он. — Пойдём, я тебе кое-что покажу.

— Что? — хмурюсь я.

— Пойдём-пойдём, увидишь. Тебе понравится, я уверен.

Понравиться сейчас мне может только вид на вашу контору снаружи, со стороны Крытого рынка, например.

Михал Михалыч встаёт и подходит к двери.

— Давай, не робей.

Он открывает дверь и выходит в коридор. Мне приходится подняться и следовать за ним.

— Был у нас на экскурсии когда-нибудь? — спрашивает он.

— Нет, — машу я головой, — не доводилось.

— У нас здесь много всего интересного. Но сегодня посмотришь на наши научные разработки. Они просто невероятные. Помогают нам делать свою работу на очень высоком уровне.

Я шагаю рядом с ним, примеряясь, куда можно ему долбануть, чтобы вырубить. Наверняка, он, гад, владеет всеми теми же приёмами, что и я. Даже большим их количеством. Да он ещё и крупнее меня — выше и тяжелее.

Мы спускаемся на несколько этажей и оказываемся на минус третьем уровне. Поворачиваем от лестницы направо и попадаем в тёмный коридор с низким потолком. Здесь железные двери с глазками, как в тюрьме, и мне это совсем не нравится.

Доходим почти до конца и останавливаемся у одной из дверей. Михалыч достаёт из кармана здоровенный ключ и вставляет в замочную скважину. Дверь со скрипом открывается и мы оказываемся в не очень большой камере.

Посередине стоит стул с подлокотниками, а рядом с ним стол, типа операционного, застланный коричневой клеёнкой. На нём разложена куча ужасающего вида инструментов неясного назначения. С другой стороны кресла я замечаю большой ящик на ножках с большим количеством кнопок и регуляторов и торчащими охапками проводов.

— Присаживайся на стул, — предлагает мне Михал Михалыч.

— Нет-нет, спасибо, — отвечаю я. И так всё хорошо видно.

— Садись-садись, — улыбается он и тут же, совершенно подло и вероломно бьёт в солнечное сплетение.

Я сгибаюсь пополам и он толкает меня в кресло, а потом, пока я ещё не пришёл в себя, он пристёгивает мои руки к подлокотникам широкими кожаными ремнями.

— Не переживай, — подбадривает он меня. — Ответишь правильно на вопросы и пойдёшь домой.

21. Части будущей триады

В рот компот! Похоже, всё не очень хорошо. Впрочем, судя по тому, что я вижу и чувствую, это не официальные мероприятия. Значит этому Михал Михалычу нужен компромат на Куренкова. А почему? Потому что у них тут какие-то внутриведомственные разборки…

Так-так-так…