Когда она, наконец, вышла, забрав подарки, я нашла в компьютере анкету этого посетителя, которую я заполняю для себя самой – чтобы не путаться, чтобы случайно не спросить вдовца, который пришел ко мне на консультацию, как поживает его жена и все ли у них теперь хорошо. А сейчас ко мне заходил счастливый Георгий Б., фамилию он не сказал, но у меня есть его электронный адрес – bykanov, один из тех посетителей, слушая которых, я думаю: «Так тебе и надо, зачем только ты ко мне пришел». Бросил жену с тремя детьми, поделил квартиру так, что ему досталась бóльшая часть, устроил всё с алиментами, чтобы платить две копейки, детей практически не видел, отобрал у друга его часть бизнеса – всё это он мне рассказал сам. А пришел, когда вдруг ему стало плохо. Вдруг прихватило сердце, раз, два, он полежал в больнице, вышел, опять вызвал «скорую», опять плохо. И он стал искать причину. Понял – жена наводит порчу. Нет, он не верит ни во что такое. Но причина-то должна быть! Или друг желает зла. Бизнес неожиданно схлопнулся по независящим ни от кого причинам, времена поменялись, очередная любовница ушла, зачем ей больной и бедный, она любила богатого и здорового, бывшая жена знать не хочет – не может простить плохой развод и все эти годы нищеты и одиночества, упрямится, дети не признают его. И у него началась депрессия, настоящая, та, которая диагноз. Я посоветовала сходить к врачу-психиатру, он сходил, но вернулся ко мне. Психиатр прописал таблетки, а Георгий Б. от них не чувствует в себе жизненной силы и думает о смерти еще больше, чем без них. Ни веселья, ни спокойствия – тоска. Я имею право сказать: «Ничем не могу вам помочь», но я не сказала. Я думала, он сам встанет и уйдет, когда я скажу ему, не вызывающему никакого моего сочувствия, что так ему и надо. Потому что он подонок. Я сказала, а он согласился, сказал, что сам, собственно, пришел к этой мысли. Но годы не вернуть. Он раскаялся, а никому это раскаяние не нужно. Сходил в церковь – бесполезно, не верит. Бог – единственный, кто бы принял его раскаявшегося, да он сам в Бога не верит.

Чем больше я его ругала и говорила, что такому человеку, как он, всё пришло по заслугам, тем больше он расцветал – он хотел от кого-то, кому он верит, услышать такие слова. Он сам их себе говорил каждый день, но сам себя жалел, оправдывал и тут же прощал.

К сожалению, на этом история не закончилась. Георгий Б. пришел в себя, наверное, не без моей помощи, вышел из депрессии, выбросил таблетки, нашел новую любовницу, попроще, замутил новый бизнес, сориентировался, очень быстро наверстал всё, что потерял, подкинул деньжат бывшей жене, как-то нашел общий язык с двумя из трех детей, кто помладше, и понесся дальше.

Считая меня причиной своего успеха, вытащившей его из омута черной депрессии и вдохновившей на дальнейшие активные шаги (хотя это не совсем так), он испытывает ко мне благодарность, что само по себе странно с точки зрения линейной логики. Такой человек не должен бы испытывать благодарность. Но он приходит во второй раз. Первый был совсем некстати, когда я сидела ошарашенная после отъезда Эварса, и он приходил просто так, без цветов и подарков. А сейчас решил вот так – капитально. Зато тогда он рассказал мне о своих успехах. И всё повторял: «А вы – в точку! В точку! А я такой…» И показывал, как он, «такой», самолетиком взлетел вверх, получив от меня «в точку», точка при этом находилась на уровне солнечного сплетения. То есть я технично дала ему под дых, он задохнулся, потом набрал воздуха и полетел высоко-высоко, туда, откуда не видно, что происходит здесь на Земле. У каждое свое высоко, свое небо. У Георгия Б. на небе идет золотой дождь, там вкусно кормят, наливают и подкладывают сисястых див – он показал мне в телефоне фотографию своей новой пассии.

Странное впечатление я произвожу на людей. Почему мне доверяют даже те, кого мне совсем не жалко? Если и жалко, то чуть-чуть. Разве что за то, что они лежат мордой в грязи и не знают этого, думают, что стали как боги – всемогущие и бессмертные.

Я стояла у окна, за которым разгоралась весна, новая жизнь. Надо как-то смиряться со всем – с подлостью Мариши, доброй, любящей сестры, с подлостью Эварса, человека из другого мира, с подлостью Саши, готового и дальше обманывать нас обеих – и Вику, и меня. Или – нет? Всё не так? Я считаю подлостью Маришину любовь ко мне? Я считаю подлой широкую, открытую душу Эварса? Я считаю, что Саша подличает, а он просто любит двух женщин – любит искренне?

Если бы я могла сегодня попросить что-то у Бога или у волшебника, я бы попросила стереть мне память. Начать всё с чистого листа. Чтобы я могла идти по весеннему парку и радоваться нежным листочкам, тугим почкам, свежему ветру, улыбаться, глядя на щебечущих птиц и на бегающих с хохотом малышей, дышать полной грудью, которую не теснят ни сожаления, ни обиды, ни раскаяние, ни сомнения. Почему я не бабочка? Я согласна прожить совсем короткую жизнь, но без страданий, обид, слез. Летать по солнечному саду и радоваться ярким цветам. А назавтра стать пыльцой или радужным отражением в чьем-то окне.

Вчера перед сном я искала в Интернете психолога для психолога. А сегодня утром, когда я включила компьютер, мне уже предложили релаксационную бочку с хвойным отваром в Карелии, горячие источники в Тюмени и дорогого московского психиатра, который обещает вывести из любой тяжелой жизненной ситуации. Я удалила историю поиска в компьютере. Где внутри меня этот чип плохой памяти, который можно взять и удалить?

Глава 35

…Это несправедливо, это невозможно, так не должно было быть. Или это подарок – от Бога, в которого я почти не верю, от судьбы? Не знаю уже. Я понимаю теперь, почему меня так шарахает туда-сюда, почему я не могу успокоиться. Такой простой и страшный ответ. Или не страшный – прекрасный. Не знаю. Не могу понять. Рассыпалась на кусочки, не могу себя собрать, не знаю, радоваться мне или закрыться чем-то с головой, постараться уснуть, чтобы проснуться и понять – это всё приснилось, это неправда.

– Лёля… – На мое плечо опустилась тяжелая рука. Только у одного человека в мире такая тяжелая рука, такой голос, похожий на мой и на мамин, такой легкий шаг. Я никогда не слышу, как она, такая большая, подходит ко мне сзади.

– Как ты меня нашла? Зачем?

– Лёлечка, не бесись. Мне надо сказать тебе что-то очень важное.

– Я не буду тебя слушать. Я не хочу с тобой общаться.

– Лёля… – Мариша села рядом со мной на поваленное дерево у воды, вытянула ноги, сбросила ярко-синие туфли с прозрачными каблуками, пошевелила пальцами. Зачем она делает такой яркий педикюр? А впрочем, какая мне разница. Я поднялась, чтобы уйти.

– Подожди. – Мариша обняла меня за ногу, ухватила за руку и постаралась еще прижаться ко мне головой.

Я не смогла ее оттолкнуть, стояла, молчала. Мариша тоже молчала.

– Сядь, Лёля, пожалуйста.

Я села на бревно, кляня себя за малодушие. Ну сколько можно подчиняться Марише! Просто что-то в ее голосе показалось мне странным.

– Лёля… Никто не знает…

Я взглянула сбоку на сестру. Бледная, под глазами синяки, щеки впали, пухлые Маришины щеки с неизменным упрямым румянцем осунулись. У меня ёкнуло сердце.

– Ты больна? Говори! Что случилось?

Мариша покачала головой и отвернулась. Плачет. Я повернула к себе ее голову. Нет, Мариша смеялась.

– Лёля, я беременна. Я жду двойню.

Я потихоньку обошла бревно и села с другой стороны.

– Я тоже.

– Что? – Мариша даже подскочила и чуть не свалилась с бревна. – Ой…

– Да.

– Ты – беременна? От кого?

– А ты от кого? Вопросики такие задаешь.

– От Вали, фу ты, у меня всё уже в голове перепуталось, какого Вали… Валя – это мой шофер, пенсионер, при чем тут он, заговариваюсь… От Валеры, от аспиранта! Ты его видела.

– Насколько он моложе тебя?

– Какая разница? Он здоровый. Нормальный. Из хорошей семьи. Уши ровные, затылок крепкий, статный мужчина, с мозгами, без вредных привычек, вообще без привычек. Гнется в разные