такая возможность. От одной мысли мне становится жарко. Ведь это реально. Никогда еще это не было так реально. Я теперь знаю, где она живет – рядом с Эварсом, а его адрес у меня есть, хорошо, что я не выбросила его визитку, которую он, давно еще, смеясь, положил в нашу старую кошку-копилку, говоря, что визитка с контактами друга – это стабильная валюта и мне обязательно когда-нибудь пригодится. Билеты – дорогие, но не дороже денег, так тоже говорила бабушка. Лететь – ой-ёй-ёй сколько! Я несколько лет не летала, последний раз самолет так плохо приземлился, что я решила больше никогда в жизни не летать, прыгал по взлетной полосе, выкатился за ее пределы. Но это полная ерунда. Доехать к маме я могу только по воздуху. И я – полечу. Выпью коньяка – у меня уже есть недавний опыт преодоления жизненных невзгод с помощью горячительных напитков. Зря даже я столько лет с презрением смотрела на пьяниц. Жалкие! Хотят потерять ум – думала я. Конечно, хотят. Иногда невозможно оставаться в жизни абсолютно трезвым. Трезвого тебя жизнь сомнет, разломает на кусочки, и ты себя потом не соберешь. А выпивши, человек становится гибким, гнущимся в разные стороны. Мозг отключается – и хорошо. Нужно же ему немного отдохнуть – от задач, не имеющих решения, предлагаемых нам жизнью, от ее несправедливости, как основного принципа, от того, что законы природы жестоки, а человеческие – глупы и никем не соблюдаются. Так что временное отключение своего мозга, пусть даже таким примитивным способом – это необходимость. Я улыбнулась собственным мыслям. Слышал бы меня сейчас Саша! Он в своей диссертации как раз исследовал необратимое изменение личности под влиянием химических препаратов, алкоголя, в том числе.

Я должна купить маме подарок. Какой? Что привезти из России человеку, который жил здесь сорок лет и уехал, и не хочет сюда возвращаться? Эварс купил Таццяне шапку, мне уточку… И это здесь совсем ни при чем. Что привезти своей собственной матери, которая вырастила тебя и бросила? Немного земли из-под своего окна? Веточку березы? Испечь печенья в виде сердечек? И куда деть котов? Отвезу Марише, у нее огромная квартира, для трех моих любимцев, их горшков и мисок место найдется. Говорят, что кошки живут не с хозяевами, а в доме. Но мои точно живут со мной – когда меня нет, они не разбредаются по квартире, жмутся друг к другу. Несколько раз я приходила поздно вечером, приезжала рано утром, обнаруживала их свернутыми одним клубочком, на головах друг у друга. А когда я дома – они всегда рядом со мной, все трое.

Получить визу в Австралию будет не так просто, но я сразу нашла московскую фирму, которая за приличные деньги берется с этим помочь. Билеты тоже, мягко говоря, удивили меня своей недемократичной ценой. Но я трачу на себя мало, коты мои любят человеческую еду больше кошачьей, кормить их дешево. Поэтому с моей небольшой зарплаты даже остаются какие-то деньги. За последнее время я купила несколько красивых вещей и сдала их – слишком плохо они смотрятся в сравнении с моими старыми любимыми платьями и пальто. Эварсу так нравился мой стиль в одежде, он удивлялся, что я одновременно люблю и простой, молодежный стиль, и изящные женственные платья. У меня целый гардероб маминых платьев. У мамы замечательный вкус. Она шила сама, шила себе и нам с Маришей. Стиль ее одежды такой, что он практически не выходит из моды. Иногда Мариша что-то покупает себе, сама себе в этом не нравится, и отдает мне. И я даже могу это надеть, хотя Маришины платья мне велики. Потому что понимаю – она говорит ерунду, она специально купила мне красивое платье или блузку, но не хочет, чтобы это выглядело гиперопекой. Не такая уж она и старшая сестра, чтобы покупать мне одежду.

Я привезу маме одно ее платье, из нежного бледно-розового шелка, которое она часто надевала на праздники. Не знаю, почему она его не забрала. Вообще, она забрала очень мало вещей. Наверное, хотела начать совершенно новую жизнь. Или убегала впопыхах. Хотя в Австралию впопыхах особо не убежишь. Пока будешь ждать визу, успеешь собрать как следует вещи. Но никто не сказал нам, что мама убегала впопыхах. Могла она, ничего не говоря, молча ждать визу? Я так хорошо помню, как она отвозила меня в больницу. Неужели человек может так лукавить? И никто не сказал нам, кстати, что мама сразу поехала в Австралию. Ведь только спустя некоторое время Мариша сказала, что мама в Австралии. Или сразу? Я плохо это помню. Я вернулась из больницы слабая, измученная болезнью, двумя курсами антибиотиков, капельницами, мучительными исследованиями – мне никак не могли поставить диагноз, думали, что отравление, аппендицит, потом решили, что это вирус. Если я начинаю спрашивать Маришу, она бесится, не хочет говорить. Она болезненно пережила мамино предательство, хуже, чем я. Все-таки Мариша не психолог ни по природе своей, ни по образованию, ни по профессии.

«Олга, привет! Ты не ответила опять! Я хочу знать твое мнение…» Дальше на экране я уже ничего не смогла прочитать и открывать сообщение не стала. Неделю я не отвечаю на письма Эварса. Каждый раз он пишет так, как будто я не ответила только на одно письмо. Я не ответила уже на семь. Зачем мне ему отвечать? Что мне ему сказать? Что падежи так же естественны в моем родном языке, как кенгуру в рационе аборигенов Австралии? Что мой язык великий и могучий, несмотря на постоянное унижение его своими собственными носителями, а его – бедный и примитивный, односложный, и мало того, имеет те же корни, что и мой язык, только выродился, потерял падежи и сократился до короткого гавка? Так и ответить? И заслужить славу злобной, неотмщенной брошенки – если говорить по-простому, а с ним надо говорить именно так. У кого заслужить такую славу? Кто об этом знает? Только он и я. Я сама буду себя презирать еще больше, чем сейчас. Чем… позавчера, скажем так. У меня хватает ума понимать, что он меня не бросал, но мне пока от этого не легче.

Я спрашиваю себя – почему мне было так легко и хорошо с ним, так весело? Потому что вообще с иностранцами всегда всё смешно и весело. Преодоление языкового барьера – одна из самых увлекательных и забавных взрослых игр. Ты не узнаёшь человека, ты постоянно играешь с ним в эту игру. Это веселый бег с препятствиями, никто не знает, куда бежит, уже не обращает внимания, как бежит, только преодолевает препятствия, падает, смеется, вскакивает, опять перепрыгивает. Иностранец так смешно коверкает слова, произносит их с милым акцентом, тебе смешно, до сути уже не дойдешь, смеешься… Я остановила саму себя. Мысли об Эварсе мучают, не отпускают.

Что бы я посоветовала женщине, оказавшейся в подобной ситуации? Ох, как трудно отстраниться, посмотреть на всё со стороны, поставить диагноз самой себе и прописать лечение. Лучше я буду собираться к маме. Давно надо было это сделать, а не сидеть двадцать лет, зарыв голову в песок, с юношеской травмой. Где был мой внутренний психолог? Учился на умных книжках и чужих ошибках? Что полезнее, трудно сказать. Уроки умных книжек трудно применять в жизни, чужие ошибки – на то они и чужие. Со стороны всегда кажется, что непреодолимых проблем нет. Стоит лишь сказать себе, стоит лишь запретить себе, стоит лишь разрешить себе… А вот я читаю сейчас эти ничего не значащие слова «Олга, привет!..», и у меня стучит сердце. Потому что голова моя знает, что Эварс – ничтожная погрешность в моей жизни, а сердце – нет. Сердце не обманешь, говорит русский народ. Еще как обманешь!

Глава 32

– А что мне говорить, если будут записываться? Через сколько дней вы приедете?

– Пока записывай просто так, без даты.

– Вы приедете обратно? – Юлечка, временно переставшая опять краситься и наряжаться как на свадьбу к лучшей подруге, отобравшей ее жениха, была сегодня похожа на растерянную школьницу.

– А куда я денусь? Я еду к маме, понимаешь? Ты же ходишь к маме ужинать?