Шрифт:
Закладка:
Вечером Эварс прислал еще несколько фотографий – он ездил прыгать на канате с моста, такое оригинальное развлечение для взрослого мужчины, лингвиста и писателя. Спрыгиваешь, канат тебя держит, внизу – река, только что освободившаяся ото льда, еще то здесь, то там остатки колотых льдин, а ты – смелый, свободный, болтаешься на канате над бездной.
Я открыла его сообщение – я надеялась, вдруг он напишет: «Прости, Ольга, я сказал что-то не то. Я приеду завтра». Да, я надеялась. Но он прислал только фотографии – себя, обмотанного специальными креплениями, реки под мостом, леса вокруг и группки молодых людей, среди которых была та же Таццяна. Я заставила себя не искать среди трех молодых женщин Таццяну, но я ее сразу увидела – по особому взгляду, по растекающейся по лицу неге, по счастью быть с ним, по тому, как она смотрела на смелого Эварса, который сейчас прыгнет на канате и на несколько мгновений будет ближе к бездне и к ледяной реке, чем к ней. Я закрыла фотографии. Задохнуться от ревности? От унижения? Возненавидеть весь свет? Нет, конечно. Свет не виноват.
Эварс вдогонку прислал еще фото – я все-таки рассмотрела друзей. Простые ребята, Таццяна на вид моложе меня лет на семь-восемь, тоже простоватая, с грубоватым лицом, крашеными волосами, крупным носом, счастливая, как будто пьяненькая – от пива ли, от Эварса ли… Я правильно поняла, что это она. Двух других женщин на этом фото не было. А даже если бы были. Такой счастливой может быть только женщина Эварса, хорошего, веселого, искреннего, доброжелательного Эварса, прекрасного любовника, внимательного друга, любителя словесности и нетуристических уголков.
Я поеду к маме, я обязательно поеду к своей маме, я ей все расскажу – как мы жили, как я жила без нее эти долгие годы. Расскажу о своем глупом замужестве. О том, как люди, которым я отдавала каждый день частичку души – муж и его дочка – выбросили меня из жизни в один день. Расскажу о Саше, о том, как он не сказал о том, что у него есть жена и дети, о том, как я была счастлива, пока этого не знала, и как мучалась, когда узнала, как не могла с ним расстаться. Расскажу о своей работе в университете, о том, как мне было стыдно, когда все стали понимать, какие у нас отношения, и как потом было невыносимо жаль бросать всё из-за Саши. Расскажу о Марише – о том, что она настоящая старшая сестра, четыре минуты, с точки зрения, к примеру, бабочки, живущей всего несколько суток – огромный срок. Расскажу о своей новой работе, часто отнимающей у меня все жизненные силы – если вслушиваться, вдумываться, пытаться помочь каждому, кто приходит ко мне со своей бедой, страхами, комплексами, неудачами. И, конечно, расскажу об Эварсе – как увидела в нем того, кого ждала всю жизнь. Как мы с ним говорили на смешном неправильном языке, часто с участием голосовой помощницы. Расскажу, как он меня любил. Нежно относился, с уважением воспринимал мою работу, прислушивался к словам, восхищался тем, как я готовлю, вообще моим вкусом. Я уверена, что любил. Не могла же я принять за любовь что-то совсем иное. Я же взрослая женщина, психолог по образованию и реальной профессии. Я вижу людей, я понимаю то, что они не хотят рассказывать. И я… так обожглась с Эварсом. Ничего о нем не поняла.
Глава 31
Мариша вернулась – почувствовала, что я тоскую. Развернулась и поехала обратно ко мне. Я решила больше не говорить с ней о маме. Я не хочу, чтобы она вселяла в меня сомнения, разубеждала меня ехать. Обнявшись, мы посмотрели наш любимый фильм, который я знаю наизусть – добрую ироничную индийскую сказку о талантливом математике, посмеялись, съели все запасы орехов, моих любимых карамелей и Маришиных трюфелей, легли спать поздно, утром Мариша уехала засветло, не разбудив меня, а я встала, почти примирившаяся со своей очередной потерей. Кто сказал, что дуракам счастье? Дуракам – дура́ково. И дурам тоже. Доверчивым, самонадеянным, подслеповатым дурам. Это хороший момент – от слез к ненависти. Плачешь по тому, что любишь. Слезы у меня кончились, началось отрезвление. Не золотой браслет это был, а подделка за сто тридцать рублей. Упал в реку – и отлично. Зачем мне такая подделка?
«Олга, тебе привет от Таццяна и наши друзья!» – на экране появились слова и еще два фото. Я не стала их открывать. Зачем?
Интересно, он не знает, как правильно писать мое имя? Или отменил мягкий знак, так же, как собирается отменить падежи – силой своей англосаксонской уверенности в собственной абсолютной правоте и непогрешимости. Даже там, где он как свинья в апельсинах…
Главное – не озвереть. Надеюсь, следующая моя остановка – прощение, но как долго еще мне до нее ехать.
– Ольга Андреевна, без записи можно? – Юлечка сегодня нарядилась, как на праздник – блестящее темно-синее платье до колен, ярко-красный пиджак, огромный, свободный, туфли на толстых прозрачных каблуках, внутри которых были цветы. Надо спросить, как у нее дела на личном фронте, скорей всего без перемен, просто Юлечка решила искать другого, это решение она принимает раз в неделю и бросается менять себя всеми возможными способами. – Девушка пришла, не хочет имя говорить, и время не бронировала.
– Пусть любое имя напишет, что ж делать.
В мой кабинет вошла Юлечкина ровесница – года двадцать четыре или чуть старше. Упрямый, несчастный взгляд, много раз перекрашенные волосы, свисающие по обеим сторонам одутловатого бледного лица, ровные коричневые дуги нарисованных кем-то бровей, поддутые губы, небрежная спортивная форма – ярко-розовая, с красными пантерами, бегущими по одной стороне фигуры, огромные белые кроссовки.
– Мне нужна перезагрузка, – с ходу сказала она.
– В смысле? – удивилась я.
– Ну… Я ходила в Москве на тренинги… Мне нужно всё сбросить и полностью перезагрузить.
– Но вы же не компьютерная программа. Полностью не получится.
Девушка повела головой туда-сюда, как будто разминая шею.
– Получится, если вы на своем месте сидите.
Я усмехнулась про себя. Интересно, когда люди так со мной разговаривают – они надеются на помощь? Или они уже ни на что не надеются? Я могла бы ее попросить уйти – формально у нас все приходят по записи на сайте, так заведено, для того, в частности, чтобы оставались какие-то контакты человека, даже временные. А она не записалась. Но она начала говорить, и останавливать я ее не стала. Пусть хотя бы выговорится. Уехала в Москву за счастьем, любовью, благополучием, интересной учебой, работой, перспективами – в общем, за всем тем, что люди обычно желают друг другу в поздравительных открытках и сообщениях на Новый год и день рожденья. Можно в принципе просто желать уехать в Москву. Крутилась там изо всех сил. Высшее образование, полученное в столице, никак не помогло. Образование пустое, дутое, ни о чем, профессия несуществующая. Родители платили, надеясь, что в столице – «это не то что у нас, в провинции!» Устроилась еще во время учебы в какой-то журнал, без зарплаты, потом работала в торговой компании, потом на сервисе азиатских машин, потом в небольшой гостинице. Все заработанные деньги тратила на одежду, маникюр и кафе. Вечером и в выходные искала любовь и судьбу в ресторанах, спорт-барах, кофейнях. Наряжалась, покупала юбку или пиджак на всю зарплату, пила маленькими глотками дорогущий кофе и ждала, ждала. Знакомилась, приводила в свою съемную квартирку на краю огромной Москвы, сама шла к кому-то в такую же съемную или даже собственную квартиру.
Встретила обеспеченного человека, старше на семнадцать лет, неженатого, со странностями, но в пределах нормы. Уехал из страны насовсем, ее с собой не взял.
Встретила веселого мажорного китайца – красивого, хорошо говорящего по-русски, научилась есть палочками и стала разбирать иероглифы, да испугалась – никак не могла понять, откуда у того появляются на пару недель и куда исчезают шикарные «ламборджини» и «майбахи», и, главное, куда время от времени исчезает он сам, выключая телефон.
Наконец, почти пришла к венцу с верующим, скучноватым, но крайне положительным мужчиной с окладистой бородой и привычкой перед интимными утехами молиться. Но почти у самого венца оказалось, что мужчина выяснил генеалогию своей невесты и не нашел в ней достойных себя и своего будущего потомства дворянских или хотя бы купеческих
