Рассказать, как я была счастлива с Эварсом, и как все это глупо и стыдно закончилось. Рассказать, что он – другой. Просто другой. Не хороший и не плохой. Он живет в другом мире, где действуют какие-то иные законы. А я думала, что мир один, и все живут по одинаковым законам, что самые главные законы одни и те же. Нет. Он даже не понимает, что произошло. Я не открываю больше его сообщения и не открою никогда, но я читаю их начало. Он задает вопросы, пишет, что ничего не понимает, хочет знать, почему я на него обиделась или рассердилась, ведь мы так хорошо проводили время, дружили, развлекались, разговаривали, и он думал, что он мой хороший друг. Друг! В его словаре тоже есть слово «дружба», но оно подразумевает что-то иное.

Он живет в другом мире, где близкие отношения сродни спорту или хорошей, вкусной еде. Это же удовольствие. Так какая разница, как получать удовольствие? Мы ходим вместе в ресторан, едим борщ, салат, пельмени, лапшу или пиццу с грибами. Мы вместе смотрим фильмы – хохочем или смахиваем слезу, слушаем музыку – Эварс, к примеру, знает и любит классику и хороших композиторов двадцатого века. Мы играем в мяч – в боулинг, пинг-понг, волейбол. Катаем или кидаем вместе круглые предметы и радуемся, дружим на тему этих круглых предметов – поймал ли ты его, попал ли в лунку, отбил ли. Мы играем в карты или шашки, мы вместе ходим по парку или по полю и радуемся красоте, простору, тишине, пению птиц. У нас одинаковые критерии прекрасного. Мы подходим близко друг к другу – так близко, что размывается граница тебя самого, сливаются тела и души – наверное, души тоже, не знаю. Но это не означает ровным счетом ничего.

Эварс – не единственный, кто так думает. И совершенно необязательно ехать в Австралию, чтобы познакомиться с таким человеком. Я не увидела, не поняла, я поверила, что это любовь. Почему? Так сказала мне моя душа. Такое говорили его глаза. И я не могла ошибаться – думала я. Ведь есть вещи, которые сыграть невозможно. И у него не прошла любовь. Просто для него это слово означает совсем другое. Или у него не было любви ко мне. Или он не способен любить. Я не знаю. Я могу оперировать только теми категориями, которые я знаю. Для того, чтобы понять Эварса, надо выучить другой язык. И начать на нем разговаривать. Для того, чтобы понять логику преступника, надо пропитаться этой его логикой. Логику сумасшедшего, логику иного мышления, иных кодов. Для того, чтобы помочь человеку с больной психикой, ты сам должен стать немного шизофреником. А иначе ты не увидишь, где обрывается обычная здоровая логическая нить в голове у больного человека, не поймешь, что он болен. Ты не найдешь преступника, не начав думать, как он.

Я поняла логику Эварса, который встал и ушел, поехал к другой своей подруге и хочет продолжать со мной дружить, и, возможно, приехать когда-то ко мне еще – например, по дороге домой, когда он будет возвращаться в Австралию, чтобы написать дома книгу о России, о русских женщинах, чувствительных, страстных, нежных. С подробностями, наверное. Как они склоняют свои длинные слова, как склоняются сами – перед мужчиной, который пришел, чтобы ими владеть, пусть даже временно.

Обо всем этом я бы рассказала маме. Она бы меня поняла – я уверена. Если бы была жива, поняла бы. Лучше бы Эварс был химерой, а мама – жива.

За те три дня, что меня не было на работе, плюс два выходных, у моих посетителей началось весеннее обострение. Весна пришла окончательно, и – испортилась погода. Но ни холодный ветер с дождем, ни ночные заморозки не могут уже остановить быстро распускающуюся зелень, остудить лучи редко появляющегося солнца, заглушить пение птиц. И, как обычно это бывает долгожданной весной, обостряются все физические недуги и душевные болезни или всё, что похоже на болезнь. Люди шли сплошным потоком, записывались подряд и все приходили, я не замечала, как пролетали дни.

Эварс стал писать реже, но теперь мне написывала Мариша. Каждый день я боялась, что она попытается открыть дверь своим ключом и не сможет – я поменяла замки, понимая, что это глупость и детский сад, но я решила так сделать, чтобы однажды я не проснулась оттого, что моя заботливая старшая сестра открыла широко форточку, чтобы я дышала свежим воздухом, прикрыла ко мне в комнату дверь, чтобы я не слышала звук кофемолки, и потом пошла будить меня веселой утренней песней. Мариша всё делает из самых лучших чувств, она мой самый близкий человек, лучшая подруга, но она всё решила за меня, она меня обманула, обманывала много лет, она заставила меня жить в мире, которого нет. Я не могу ей этого простить и вряд ли когда-то прощу.

Я сто раз могла уже написать Эварсу: «Не пиши мне больше» или взять и заблокировать его – проще простого. И я этого не делала. Потому что я надеялась, что однажды он встанет утром и что-то поймет. Поймет, почему я с ним не хочу разговаривать, почему я обиделась. Я надеялась увидеть хотя бы «Извини, я был неправ». Чем больше проходило времени, тем нереальнее это было. И почему-то я продолжала ждать и читать его сообщения, точнее, их начало. Мне было бы проще, если бы он просто пропал. Хорошо, что Мариша не может отругать меня за слабоволие – она ничего не знает. Не приезжает, потому что не хочет ссориться, ждет, пока я отойду. А я не отойду. Я не собираюсь больше с ней общаться. Мариша осталась в том мире, где наша мама живет и здравствует в Австралии, вышла снова замуж, родила сына, где я в любой момент могу ей написать, могу что-то у нее спросить, могу сесть и поехать к ней. Вот там и осталась жить моя рыжая, толстая, самоуверенная сестра, так многого добившаяся в жизни. Я бы не хотела поменяться с ней местами – даже на один день. Мы разные. Мариша когда-то решила заменить мне маму – и думает, что ей это удалось, вот такой странной и страшной ценой.

Глава 34

– Ольга Андреевна!

Мужчина, вошедший в мой кабинет, не был виден из-за огромного букета. Он протягивал мне букет, одновременно пытаясь обнять меня и говоря что-то. А я судорожно вспоминала – что у него было? Семейное, по работе, просто потерял себя, решил начать новую жизнь, устал вообще от всего – что? И никак не могла вспомнить. Он оставил мне еще огромную коробку конфет, бутылку дорогого вина, сто раз поблагодарил и ушел. И только тогда я вспомнила.

– Юля!

Юлечка сегодня пришла на работу ненакрашенная, с плохо причесанными распущенными волосами, в коричневых свободных штанах, в темно-серой водолазке, так резко контрастирующей с ослепительным солнцем и ярким синим небом. Из чего я сделала понятно какой вывод – Юлечкиному другу опять всё надоело, он пропал или нахамил Юлечке. Поскольку она живет им и только им, его настроением, его прихотями, его грубостью и желаниями, она зависима и несчастна – в данный момент. Когда он вернется, она снова будет счастлива. Это форма жизни, Юлечка прилепилась к нему и без него не живет.

– Возьми, пожалуйста, цветы, конфеты и вино. Это тебе.

– Мне? – Юлечка от неожиданности засмеялась, потом нахмурилась. – А кто это принес? Почему – мне?

– Это я дарю тебе.

– Почему?

– В честь весны. За окном весна. Съешь конфету, запей вином, поставь цветы на стол, они очень хорошо пахнут и красиво выглядят. Смотри на них и радуйся.

У Юлечки задрожали губы.

– Сядь, расскажи.

Десять минут Юлечка, рыдая, рассказывала о свинстве своего друга, другим словом назвать его поведение невозможно, пользующегося преданностью моей помощницы и обижающего ее просто по своей хамской природе и нечистоплотности. Чем я могу помочь Юлечке? У нее мозг не связан со всем остальным. Можно сто раз говорить, объяснять, убеждать, пугать, отвлекать – все