Шрифт:
Закладка:
Несса покачала головой:
– Не думаю. Почти десять месяцев прошло. Она давно бы сбежала. А Общество не стало бы держать ее в плену так долго. Обряд подарил Ребекке максимум неделю отсрочки, прежде чем ее снова отправили на костер.
– Почему ты не рассказала мне раньше?! – Мари закрыла глаза, пытаясь обуздать боль. – Я бы попыталась ее найти!
– Вот поэтому и не сказала. Ребекка не хотела, чтобы ты лезла в самое пекло.
И все же я в нем оказалась. – Мари горестно засмеялась. – Ты ведь знаешь, кто возглавляет университет?
Несса впервые посмотрела на Мари долгим изучающим взглядом, прежде чем кивнуть:
– Пути Дьявола неисповедимы. Поэтому я присматривала за тобой, Стихея.
Повисло молчание. Невидимые электрические импульсы пронизывали воздух. Даже снежинки таяли вокруг них, не долетая до земли.
– Стихея – это реинкарнация Цирцеи, – продолжила Несса. – А та, в свою очередь – реинкарнация Аэндорской волшебницы. Но, помимо них, Стихея вмещает в себя сотни и сотни жизней ведьм. Та мощь, что таится в тебе, – она ткнула пальцем прямо в грудь Мари, – может уничтожить целый город.
– Ты что-то путаешь… Я не могу быть Стихеей. – Мари сделала шаг назад, чтобы кривой палец Нессы не упирался в нее.
Стало еще холоднее, и не спасала даже куртка.
– Слова… Я слышу в твоей голове рой слов. Они бьются друг о друга, стремясь вырваться на волю, а если ты сдерживаешься, они наказывают тебя мигренью. Ну же, не молчи. Говори!
Мари не осмелилась противиться приказу верховной ведьмы, и стихи сорвались с губ, словно томились долгие годы в заточении:
– Мне так томительно в темнице,
Где разум очень одинок.
Подобно роковой блуднице,
Меня закрыли на замок.
И в памяти, как в лабиринте,
Блуждаю я из года в год.
О, где же выход? Помогите!
От гибели на волосок…
Мне снится сон, где я свободна,
А в жизни – в ржавых кандалах.
Хочу на миг, пусть мимолетно
Расправить крылья, как в мечтах…
– Вот видишь, – удовлетворенно произнесла Несса, когда Мари закончила. – Только настоящая Стихея может так владеть словом. Сейчас они не имеют силы, пусть так и остается. Если ты пробудишь свою память, то не выдержишь всей мощи Стихеи, и она уничтожит твой разум.
– Что? – Мари моргнула. – Я – Стихея, но не могу пользоваться своей силой, иначе свихнусь? Так, что ли?
Ее вопрос звучал абсурдно, тем не менее Несса кивнула:
– Ты станешь злом во плоти. Ведьмы долго ждали появления Стихеи, но необязательно ею становиться. Твоя мама всю жизнь пыталась уберечь тебя от этого.
– Мама знала? – Мари сделала еще шаг и обессилено села на покрытый инеем булыжник.
Странно, что теперь у нее нет видений, как в прошлый раз. Возможно, из-за Нессы. Возможно, потому что этому месту больше нечего ей сказать.
Конечно, знала. И заблокировала твою память еще в младенчестве. Она хотела, чтобы ты жила, а не страдала… – Несса подошла к Мари и опустила руку на ее голову. Холод проник в голову даже через ткань берета. – К тому же все, что ты должна, ты уже сделала. Твое появление в Вэйланде запустило цепь перемен, и скоро город, который раньше принадлежал ведьмам, снова станет нашим.
– Как-то все неправильно, – прошептала Мари.
– О, нет, моя дорогая. Все очень правильно. Осталось дождаться Голубой луны, и тогда все закончится.
После стольких месяцев однообразного питания, вида решетки и серых известковых стен Ребекка дичилась комнаты, которую ей выделила Элизабет. Тяжелое пуховое одеяло, жаккардовые подушки в изголовье старинной кровати с резными столбиками. Бархатная ткань цвета переспелой вишни на окнах прятала невольную гостью главы «Sang et flamme» от людских глаз.
Элизабет ходила по лезвию ножа, и Ребекка прекрасно осознавала всю щекотливость ситуации. Элизабет следовало сжечь ведьму повторно еще десять месяцев назад, а не держать в плену. Но если плен еще хоть как-то можно было объяснить, то организованный побег и укрывательство у себя дома – нет. Элизабет не просто выгонят из Общества, ее убьют. Впрочем, интуиция подсказывала Ребекке, что если правда вскроется, Элизабет не вынесет позора и покончит с собой сама.
Дни, что она провела в доме бывшей подруги, перенесли Ребекку в прошлое. В те времена она была одинока, ее считали странной, но дружба с урожденной Берггольц дала ей защиту. До тех пор, пока в Вэйланде не появилась Несса…
Ребекка стиснула зубы. Не следовало ей доверять. Никому нельзя доверять. Даже Элизабет предала ее, когда Ребекка призналась, что она – ведьма. Даже Элизабет…
В дверь постучали, и Ребекка отвернулась от картины, на которой неизвестный художник грубыми мазками написал город в огне. В узких улицах и каменных домах угадывался Вэйланд, вот только посредине города пролегала глубокая трещина – настолько глубокая, что из нее вырывались языки адского пламени.
Не дождавшись ответа, Элизабет по-хозяйски вошла в спальню и тоже обратила внимание на картину:
– Ее нарисовал мой предок Берггольц. Предсказал, что Вэйланд разорвут надвое, если некто сильный не возьмет его под контроль.
– Для обычного человека он слишком много видел.
– Когда всю жизнь борешься со злом, это необходимость, – с благоговением прошептала Элизабет и тут же натянула на лицо маску типичной лондонской леди – холодную, учтивую и равнодушную. – Мы прекратили поиски, поэтому ты можешь выйти наружу. Я подготовила для тебя в прихожей серую куртку из секонд-хенда и черный берет, – такие носят вэйландские старушки, думаю, в таком виде ты не привлечешь внимание.
– Спасибо, что беспокоишься обо мне, – усмехнулась Ребекка.
Сначала промелькнула шальная мысль собрать вещи, но потом она вспомнила, что ее вещей здесь нет. Только та одежда, которой с ней поделилась Элизабет. Висящие на бедрах синие джинсы и мешковатый шерстяной пуловер не по размеру.
– Я беспокоюсь не о тебе, – огрызнулась Элизабет и вышла из комнаты. Продолжила говорить она уже в коридоре, видимо, не сомневаясь, что Ребекка идет следом: – Я просто хочу, чтобы ты сдержала обещание и увела Стихею из Вэйланда, пока не поздно.
Ребекка спускалась за ней по лестнице и касалась перил из темного ореха. Знакомые щербинки, сколы, впадинки. Удивительно, но пальцы помнили. Как часто она гостила в этом доме в детстве. Как часто они с Элизабет взбегали по ступеням вверх, а затем так же скатывались вниз, визжа и хохоча, потому что молодость всегда берет свое. Потом умерла мама. А после появилась Несса…
– И у тебя даже нет желания ее